Милая , 18

—     Она не хочет уходить из квартиры Андрея, ты же знаешь.

—     А как Андрей?

—     Утром я был с ним. Отправка американцев шла через его участок обороны. Ты уже слышала?

—     Да, — вздохнула она. — Они нам вернули лю­дей без рук и без ног.

—     Дебора, среди них находится... твой муж.

*  *  *

Длинные коридоры подвала Национального музея были сплошь заставлены койками и матрацами, положенными прямо на пол. Подвал, где не так опасны бомбежки, был наскоро превращен в гос­питаль. В этом районе Варшавы подача электро­энергии уже прекратилась и не работали даже запасные генераторы. Было холодно. Сырые ком­наты слабо освещались керосиновыми лампами. Пахло плесенью, гноем, лекарствами и чем-то еще. Слышались мягкие шаги медсестер, стоны, молитвы, порой — отчаянный крик.

В помещении, приспособленном для кормящих матерей, младенцы сосали пустые груди и отча­янно орали, словно возмущаясь тем безобразием, которое им уготовано на земле в первые же часы их жизни.

Крис вел Дебору по бесконечным проходам меж­ду рядами раненых и умирающих. Они спустились еще на дюжину ступенек и вошли в длинный кори­дор, увешанный средневековым оружием, остав­шимся от других, не столь жестоких войн. Тут лежали раненые после ампутации конечностей, а возле них стояли убитые горем родные. Медсест­ра поднесла лампу к лицу Пауля.

—     Пауль...

—     Он еще под наркозом.

—     Пауль...

—     Я был там, — сказал безногий сосед Врон­ского. — Он прооперировал человек двадцать или тридцать нашего брата... ему светили простым фо­нариком. И вдруг — прямо в него... Из всех вра­чей он единственный остался в живых. Он все время был в сознании и объяснял солдатам, как отрезать ему руку...

—     Пауль...

Пауль открыл глаза. Они были стеклянными, но в углах губ появилось некое подобие улыбки, означавшее, что он видит Дебору.

Она держала его руку, пока он снова не впал в забытье.

—     Вы — мадам Вронская? — спросил врач.

Она кивнула.

—     Счастье, что он врач. Видимо, обойдется без заражения крови. Шок прошел. Он выкарабка­ется.

Дебора вышла на улицу.

Крис ждал ее у главного входа. На горизонте, словно летние молнии, вспыхивали артиллерий­ские выстрелы. Над головой пролетали снаряды, падая на рабочие кварталы по другую сторону реки.

—     Идем отсюда, — сказал он и, взяв ее за ру­ку, повел к своей машине, но она вырвалась.

—     Ну, что ты, Дебора, дома поговорим. Упадет сюда бомба — и нас не станет.

—     Уйди от меня! — закричала она.

Небо осветилось очередной вспышкой, и он уви­дел ее лицо. У нее были совсем безумные глаза, Он схватил ее за руку.

—         Оставь меня, я хочу умереть! Это мы иска­лечили Пауля!

—         Не мы устроили эту войну! — Крис так трях­нул ее, что голова у нее замоталась из стороны в сторону.

—         Это меня Бог наказал! Мы убийцы! Убийцы! — она вырвалась из его рук и убежала в темноту.

Часть вторая

СУМЕРКИ

Глава первая

*  *  *

Франц Кениг протер рукавом козырек фуражки, чтобы тот получше блестел. Какая жалость, что в этот момент рядом нет герра Лидендорфа, дол­гое время возглавлявшего общину этнических нем­цев Варшавы. Он попался на том, что подавал световые сигналы во время воздушного налета немцев, и поляки его расстреляли. Он умер как истинный сын Германии.

Франц Кениг, только что произведенный в на­чальство, подал уже заявление в нацистскую пар­тию. Он и его предки были чистокровными нем­цами, и Франц не сомневался, что его примут. Полюбовавшись на себя в зеркало, он прикрепил свастику на правый рукав и пошел в спальню за своей толстой женой-полькой. Только страх по­мешал ей расхохотаться при виде маленького, пузатого профессора в опереточной форме. Франц очень изменился с тех пор, как несколько лет назад связался с немцами. Когда-то у нее были честолюбивые мечты, она хотела, чтобы он добивался кафедры на медицинском факультете. А теперь он вдруг стал влиятельной особой, и перед ней раскрылась другая, темная сторона его личности, которая ей не нравилась и о существовании которой она и не подозревала.

Кениг посмотрел на жену. Похожа на чересчур пышно украшенную елку или, скорее, на свинью, которую нашпиговали и вот-вот поставят в ду­ховку. Франц обошел ее кругом (она была чуть ли не вдвое толще его), напомнил ей, как себя вести, и они вышли к служебной машине, ожидав­шей их внизу, чтобы отвезти на бал в гостиницу ”Европейская”.