Милая моя

Пошла такая волна в искусстве — старики виноваты, не то чтобы виноваты, а просто дерьмо. А вот молодые — они ничем не тронутые, чистые, они рубят замшелый сталинский быт и уклад жизни. Ну, и правда, рубят. Дальше что?

Дальше вот — вы должны обеспечить мне шмотки, квартиру (о еде и харче вообще не говорится: это само собой). Мой как за стол садится, мать дрожмя дрожит, чтобы, не дай бог, ложку на стол не кинул. Ну вот — а в мою жизнь вы не суйтесь, потому что вы ни хрена в ней не смыслите. Ну, действительно, какой резон говорить с человеком, который не слышал рок-оперу «Стена» или не знает, кто такой Сид Баррет. И главное, о чем тогда говорить? Для молодых мозгов это слишком низко.

— Ну как-то ты, Коля, на всю нашу молодежь, как раньше говорили, тянешь.

— Я говорю о том, что вижу вокруг. Вижу я не очень много, и круг не очень большой. Но вижу одно и то же. И дело, конечно, не в этих сапогах «аляска», и не в самурайских повязках на лбу шестнадцатилетних девочек, и не в сумках из мешковины, и не в одежде вообще. Дело в духовном здоровье. Дело в отсутствии интереса к делу. Так они и растекаются по двум ручейкам — одни понимают, что они слишком тупы или ленивы, чтобы заниматься делом, и прямым ходом устремляются непосредственно к кормушкам и раздаточным окошкам. Тот, кто стоит у раздаточного окна, рано или поздно обнаружит в своей руке лишний хвост жареной трески.

Другие именно потому, что им претит ошиваться у отполированного локтями прилавка пищеблока, уходят в высшие бестелесные сферы, туда, где царят «Пинк Флойд», рубашки с нашивками американской армии, какая-то новоявленная маниловщина, которая в конце концов приводит к алкоголизму. Впрочем, лишний кусок жареной трески ведет туда же.

Такие дети чаще всего становятся вывеской родителей, их возможностей.

— Ну, Коля, ну, Коля, ты злой. Ну, ты злой на нашу молодежь!

— Студентов вижу каждый день.

— Ну и что же они тебе?

— Доброты в них нет. Настоящей. За чужой счет — пожалуйста. А настоящая доброта связана с минимальной по крайней мере жертвой.

Сперанский:

— Доброта — собственное произведение и приобретение. Из всех качеств она менее всего наследуется. Она — от воспитания, она — собственная. Ее нельзя взять напрокат.

Митя:

— Один древний египетский папирус начинался со слов: «Какая плохая нынче молодежь».

* * *

Ио-го-го и бутылка водки.

* * *

Поднимем мы среднюю цифру.

* * *

— А меня зовут Визбор.

— Не слышал. А тебя?

— Вир Риван.

— Тоже не слышал. Из армян?

* * *

И распродали Володю с молотка.

* * *

Нет, я не Карпов, я Корчной.

* * *

А функция заката такова.

* * *

Лежат девичьи имена,Как будто звезды на погонах.Любовь все спишет, как война, —У них и баб свои законы.

* * *

Мы вышли из зоны циклонов,Из сферы собачьих дождей.

* * *

— Когда же писать?

— Вот сейчас и писать.

* * *

Где ледники, как смерзшееся небо.

* * *

Господи, я должен что-то делать. Господи, я должен рисовать!

* * *

Мы спасем от одиночества эти синие хребты.

* * *

И в варежке зажав фонарь луны,Идет январь средь снежной тишины.

И горизонт, задвинутый портьерой

(1980–1984)

* * *

Мой край знаменит не лугами,Не солнечных пляжей каймой,Он больше известен снегами

И долгой полярной зимой.

* * *

Дизель-бренди — спирт с бензином.

* * *

Висит:

1) Капитан всегда прав.

2) Если капитан не прав, см. 1.

3) Учись на капитана.

* * *

Запись в судовом журнале: Стоим на рейде. 1–5 град. Но вот пришли с берега и принесли. В общем, запись кончаю. Целую. Гена.

* * *

Я не скептик, я курсант.

* * *

Ну кто-нибудь, ну дайте ж валидолу!

* * *

Ты помнишь — к нам приходил один пейзаж?

* * *

Что такое экстра — понимаю,Что такое сенс — не разберу.

Что такое поле — понимаю,Что такое био — не пойму.

* * *

Хрустота коленей и локтей.

* * *

Еще не умерла Россия,Покуда живы мы с тобой.

* * *

И женщина, похожая на время года.

* * *

И горизонт, задвинутый портьерой.

* * *

Хоккей без травы.

* * *

Как самому собрать телевизор? При помощи совка и веника.

* * *

Мы боремся за мир. Нам нужен мир, и желательно весь.

* * *

Председатель колхоза — запои. В конце запоев обязательно бежит в поле вешаться. Там у него для этого припасена специальная веревка, есть и замечательная береза, под которой в сенокосную пору любят отдыхать косари.

Весь колхоз уже только и ждет этого, сторожат, чтобы и вправду не повесился.