Милалика

Ещё интереснее. «Царь не настоящий»? В смысле, воинская часть не настоящая, а для обеспечения какой-то там школы? А насколько такое вообще вероятно? Непонятно мне это, просто совершенно, да и устаю я уже от загадок. Я иду за майором, не понимая, сбежать мне или не надо пока. Он же проводит меня сквозь весь штаб, поворачивает куда-то налево, где должна быть только стена, если я не ошибаюсь, и вводит в небольшую комнату с четырьмя другими дверьми.

— Здесь вы можете отдохнуть, — объясняет мне майор. — Тут есть телевизор, вон, можете присесть на диван. Двери ведут в спальни, они индивидуальны. Другого выхода отсюда нет.

— Выглядит подозрительно, — сообщаю я ему. — От продажи на органы до борделя.

— Вы найдёте общий язык, — совершенно непонятно произносит офицер, добавив: — Ужин вам принесут.

Он уходит, а я присаживаюсь на широкий мягкий кожаный диван, в котором мгновенно утопаю, понимая, что жизнь меняется в очередной раз. Почему она меняется именно так, мне непонятно, как и то, что ждёт меня, но я верю в свою способность убежать откуда угодно, поэтому нервничаю несильно. Мне интересно, о ком говорил майор, но одновременно — и что это за школа, в которую меня передают. И что это было такое с капитаном…

Я просто устала, на самом деле. С момента попадания сюда меня погладили один раз, мне доброе слово сказали и выплакаться дали. Взамен пытаются куда-то перевести, выкинуть, убить… Я устала! Я хочу к маме! Пусть даже я её только во сне видела! Сейчас опять плакать буду… Ну и что, если кто-нибудь увидит? Пусть смотрит…

— Мила? — полный недоверия и надежды голос отвлекает меня от печальных мыслей.

Я поднимаю голову — передо мной стоит мальчик лет одиннадцати на вид, но стоит мне только взглянуть в его глаза, и я чувствую, как тянусь к нему изо всех сил. Он будто магнитом притягивает меня, не давая мне возможности ни избежать его взгляда, ни думать о чём-то другом — ведь это Серёжа! Это совершенно точно мой Серёжа, и я стремлюсь к нему, пытаясь выбраться из объятий дивана, что удаётся мне не сразу.

— Серёжа? — спрашиваю я. — Серёжа! — я буквально прыгаю к нему, чтобы обнять, почувствовать его, поверить, что мы нашли друг друга, ведь это же он!

— Мила… — шепчет мне как-то вдруг оказавшийся рядом мальчик. — Нашлась.

— Это ты нашёлся, — сварливо поправляю его я. — Боже, Серёжа, как же я скучала!

— Теперь мы вместе, — уверенно произносит он.

Мы сидим на этом самом диване, он обнимает меня, а я — его, и просто молчим. Серёжа гладит меня по голове, я от этого млею и понимаю, что теперь на всё готова и на всё согласна. Ведь я действительно на всё согласна, потому что это же Серёжа. Немного помолчав, я начинаю рассказывать. О том, как появилась здесь, со всеми подробностями и очень тщательно — о детдоме и бандитах, да обо всем.

— Вообще, слишком много театра, Серёж, — объясняю я. — Так просто не бывает, хотя девяностые мне помнить неоткуда.

— Некто, выдающий себя за «смотрящего», — произносит Сергей, — сначала называет тебя воспитанницей, а потом взрывает вместе со своим водителем.

— Ну, ты понимаешь, что я знаю о воровской элите? — вздыхаю я. — Но вот кажется мне, что «новый русский» просто играется.

— Всё возможно, — кивает мой любимый. — То есть странный он… Но такого действительно не бывает, потому как узнай кто — и всё, ни авторитета, ничего. Так что тут что-то не так, это не попытка убийства, тут что-то другое было.

Вот обсуждая этот вопрос с Серёжей, я понимаю, что всё, произошедшее со мной после вселения, было направлено на то, чтобы вызвать у меня желание убежать куда угодно. Но зачем?

* * *

Поужинав, мы с Серёжей уходим в одну из комнат, где обнаруживается полутораспальная кровать. Тут до меня доходит, что переодеться мне опять не во что, но Серёжу я, наверное, смущаться не буду. Чего он там не видел… Зато так тепло в его объятиях, просто не объяснить как.

— Давай подумаем, что это может быть за школа? — предлагает мне Серёжа.

— Я бы о другом подумала — зачем нас туда отправляют голыми и босыми, — возражаю я. — Школа ли это вообще?

— Поживём — увидим, я тебя в обиду точно не дам, — говорит мой самый-самый, и я решаюсь сказать то, о чём думаю всё это время.

— Я люблю тебя, Серёжа, — покраснев, произношу, опустив голову. — Всей душой люблю… Ещё там любила, только…

— Думала, что нам не быть вместе, — понимает он. — И я люблю тебя, Мила.

И хотя я уже готовилась к словам утешения с его стороны, я замираю от волшебства произнесённых им слов, а потом визжу от счастья. Он меня любит! Любит! Я тянусь, чтобы обнять, чтобы объяснить, показать, но Серёжа просто прижимает меня к себе, и я затихаю абсолютно, совершенно счастливая, ведь это же он! Просто слов нет, да они здесь, наверное, и не нужны. Мы замираем в объятиях друг друга, словно зависнув вне времени и пространства. Теперь уже неважно, что нас ждёт в будущем, ведь мы есть друг у друга.

Хорошо подумав, я решаю, что обойдусь без душа, потому что без трусов спать неудобно, пусть даже и с Серёжей, обнимающим меня так, что, случись это раньше, я бы и из юбки выскочила.