Миледи и притворщик

Я так засмотрелась на проходящую мимо блондинку с высокой причёской, заколотой длинными чахучанскими шпильками, что не сразу отреагировала.

– Что я должна сказать?

– Не знаю, может, есть мысли, чем мы так провинились перед генералом?

Мы – не знаю. А лично я просто проявила женскую солидарность. И стесняться этого не намерена. Как и распространяться о своей помощи и встрече с Гилелой.

– Думаю, у генерала Зиана проблемы с доверием к иностранцам и женщинам. Я ведь приехала в Синтан без предупреждения.

– Брось, ты его сразу очаровала, – насмешливо сказал Леонар. – Наверняка ты первая, кто так дерзко отчитал этого солдафона, и теперь он жаждет новой встречи.

– Остряк, – только и оставалось фыркнуть мне.

Я опустила на брусчатку штатив, расчехлила среднеформатную камеру и попыталась поймать в видоискателе здание торговой компании и снующую перед ней толпу. Вдруг редактору нужны кадры аконийского быта в Чахучане.

– Скажи, – прозвучал за моей спиной проникновенный, почти искушающий полушёпот, – ты дерзишь всем мужчинам, которых встречаешь на своём пути? Любишь доминировать или просто дразнишь?

Я взвела затвор, нажала спусковую кнопку и только потом ответила:

– Я люблю, когда меня не донимают пустыми разговорами во время работы.

Думала, Леонар хоть на некоторое время успокоится и отойдёт уже от меня. Не угадала.

– Такая независимая и гордая, – его слова так интриговали, но я старалась не выдавать своего интереса. – Неужели гордость согревает тебя холодными ночами? А независимость не подкидывает проблем и ненужных обязанностей? Почему-то я думаю, что это всё маска, ширма, за которой ты спрятала чувственную и уступчивую натуру. Нужно только пробудить сокрытое. Надо только сорвать маску, ведь так?

Ещё один мечтатель и любитель почитать нотации. То-то я стала забывать графа Гардельского, а тут его единомышленник оказался совсем рядом.

– Моя маска неотъемлемая часть моей натуры, и срывать её нельзя, запомни это.

– Какая суровая, – снова усмехнулся Леонар. – А что мне ещё нельзя делать? Может, нельзя придерживать для тебя дверь, это ведь так оскорбительно для самостоятельной женщины. А может нельзя помогать нести тяжёлые вещи, это же тоже обидно, будто я сомневаюсь в твоей физической форме.

Тут он попытался взять стоящий передо мной штатив, но я быстро пресекла эти уловки.

– Да, мою технику без спроса брать нельзя, нельзя трогать, касаться пальцами объектива и фильтров, пачкать, ломать. Ничего нельзя, пока я не разрешу.

Леонар сделал вид, что напуган до предела и, помахав открытыми ладонями, отступил, после чего сказал:

– Есть, мой командир. Как только соизволите устать, отдайте приказ, и я с радостью понесу ваши вещи. А сейчас вперёд, осматривать город. Редактору нужно больше снимков Синтана.

И мы отправились бродить по городу дальше. Прогулка затянулась до вечера. Ещё не наступил закат, а у меня руки отваливались от сумки на плече и штатива в ладони. И каждый раз, глядя на моё хмурое лицо Леонар с улыбочкой спрашивал, не устала ли я, не нужна ли помощь. И каждый раз я из упрямства отвечала, что нет, и тащила аппаратуру дальше. А Леонар налегке без устали тащил меня за собой дальше, осматривать очередную улочку с местным колоритом.

Мерзавец, хочет увидеть, как я даю слабину и прошу у него помощи, хочет показать, что хоть в чём-то я без него никак не обойдусь. А я обойдусь – без Леонара и его дешёвых манипуляций.

Хотя, после восхождения на смотровую башню я уже не была так категорично настроена. Сердце колотилось как бешеное, дышать становилось всё сложнее с каждой ступенькой. Только на смотровой площадке я смогла перевести дух, а после установила камеру на штатив и посмотрела в видоискатель.

Золотистый закат я снимала на цветную плёнку через желтый фильтр. А когда солнце нырнуло под горизонт, я сняла фильтр и стала ждать. Чернота окутала город в считанные минуты. Потом то тут, то там стали вспыхивать огоньки уличного освещения, в окнах загорался свет. Я поспешила закрепить спусковой тросик на затворе, а после нажала на кнопку и отсчитала секунд десять, чтобы её отпустить. Надеюсь, выдержки хватило, чтобы кадр не вышел слишком тёмным. Но для подстраховки стоит сделать ещё один, с большей выдержкой, секунд двенадцать.

– Этот снимок для личной коллекции? – поинтересовался Леонар, когда я стала разбирать свою фотоустановку.

– На чёрно-белой плёнке вряд ли бы получилось его сделать, – складывая штатив, ответила я.

– Может быть, помочь? – привычным жестом Леонар протянул руку, а я снова ответила:

– Сама справлюсь.

До гостиницы мы добрались через полчаса. Я без сил рухнула на кровать и заставила себя подняться только для того, чтобы принять ванну.

Пока я лежала в остывающей воде, за дверью раздавался ритмичный стук печатной машинки. О, трудяга публицистического жанра продолжает работать. Надеюсь, ночью он всё же будет спать, а не мешать делать то же самое мне этими резкими звуками.