Милиция плачет

Нельзя не согласиться с Фанатом, начиналось всё действительно хорошо, даже слишком, но в продолжение им сказанного мои мысли имели совсем другую направленность. Прошло уже несколько минут, как Митю задержали, и вдруг я почувствовал по всему телу пробежавший холодок и мелкую, еле уловимую дрожь. Это страх. Я его узнал. Не скрою, в тот самый момент я боялся. Но не за Митю, мне было страшно за себя. Мне просто повезло… Мне просто чертовски повезло, что не я попал в засаду возле «Интерклуба», а он.

Мы продолжали гурьбой идти следом, я смотрел, как ведут Митю и физически ощущал себя на его месте, и мне было от этого не по себе. Везение? Случайность? Приди к «Интерклубу» позже на минуту и тогда мне, а не Мите, попались бы эти злополучные матросы-иностранцы. Сейчас не его, а меня вели бы в полуквартале от собственного дома с заломанными назад руками в милицию. Мне было Митю жаль, очень жаль. Боже! Как же я был близок к аресту! На лбу выступили капельки ледяного пота. Как мне повезло! Угрызений совести не было. Внутри было очень тревожно, сумбурно и неопределённо радостно. Мне было стыдно, но при этом я испытывал огромное облегчение.

Говорят, что история не имеет сослагательного наклонения. Не правда. Уж я-то точно знаю, что бы случилось со мной, если бы я пришел к «Интерклубу» на одну минуту позже. Вот моя история перед моими глазами. Минута. Всего одна минута времени. Конечно, этот маленький временной интервал не критерий судьбы, но, согласитесь, опоздать на минуту и пропустить троллейбус, это не то же самое, что выскочить из окопа, в который через минуту залетит снаряд.

Внутренний голос в образе противного червячка, поедающего мою неокрепшую, как незрелое яблоко, совесть, угодливо успокаивал, нашёптывая счастливый конец этой истории.

Но до счастливого или несчастливого конца было ещё ой как далеко.

Проследовав до отделения милиции на Карла Либкнехта угол Красного переулка, мы остановились на противоположной стороне улицы, сложили покупки на асфальт и в ожидании неизвестно чего неотрывно всматривались в большую беспрерывно открывающуюся и закрывающуюся дверь под чёрным длинным козырьком, опирающимся на две тонкие чугунные в листиках и завитушках старинные колонны.

— Я не думаю, что его надолго задержат, — сказал мудрый Заяц, — сегодня праздник, будет много и других случаев задержания.

— А что ему может быть? — спросил я.

— Не знаю, может, за родителями пошлют, может, в школу напишут, — предположил Нинба.

— Могут оштрафовать, за это не сажают, — веско добавил Ян.

— Дело дрянь, — посетовал я, — подождем минут двадцать, если не выйдет, я схожу к нему домой. У Мити отчим деловой, придет и вытащит его.

— А от мамаши получит… — продолжил Фанат, живущий с Митей в одном дворе.

— Может, пока сок откроем? — не выдержал Ян. — С тортиком, а? — и посмотрел на Зайца, ища понимание и поддержку.

— И трехлитровый бутылёк будешь пальцем открывать? Или зубами? — рассмеялся Нинба мелким смешком.

Шло время. К милиции подъезжали машины, кого-то привозили, кого-то увозили. Люди входили и выходили, в форме и без. Знакомые, сталкиваясь, поздравляли друг друга с праздником, жали руки, улыбались, смеялись. А вот таких, как Митя, больше не приводили. Наверное, для них ещё слишком рано.

Не прошло озвученных мною двадцати минут, как из милиции вышел наш долгожданный товарищ. Оправил пиджак, подтянул узел галстука, бегло посмотрел по сторонам и, увидев нас, с улыбкой до ушей наперерез откуда-то появившемуся редкому такси перебежал улицу.

— Выпустили? А что будет? Что сказали? В школу напишут? — наперебой посыпались вопросы.

Внешне Митя выглядел бодрым и жизнерадостным. Он совсем не был огорчен и расстроен, а даже, наоборот, чувствовал себя героем и, привычно взявшись большим и указательным пальцами за кончик носа, слегка раздвинул ноздри, резко и громко втянул носом воздух и сказал:

— Так, по порядку. Дайте закурить, и пошли быстрей, опаздываем, расскажу по дороге.

Обступив его со всех сторон плотной шеренгой, не обращая внимания на прохожих, пытающихся нас обойти, мы шли, перегораживая тротуар, и внимательно слушали, ловя каждое слово.

— Привели меня, значит, эти козлы в милицию. Я ещё по дороге им сказал, если не перестанете заламывать руки, лягу на землю, и будете нести на руках. Послушали. В общем, привели меня в дежурку, а там сидит мой знакомый милиционер по делу о часах. Увидел меня и спрашивает:

— Ты что в праздник явился за своими часами?

— Нет, — отвечаю я ему, — меня на фарцовке повязали.

— Где взяли? — спросил он у сопровождающих.

— Возле «Интерклуба», товарищ старший лейтенант.

Тут он на меня так выразительно посмотрел, вздохнул, покачал головой, потом говорит:

— У тебя мозги есть переться к «Интерклубу»? Много нафарцевал?

Я достал из карманов один «Dunhill» и один «Rothmans» в плоских квадратных пачках.

— Пошли за мной, — сказал следователь, и мы поднялись к нему в кабинет.

— Сигареты на стол, — распорядился он, а сам достал папочку на завязочках с надписью «Осик».