Милюков

Либералу Милюкову заговорщики явно не доверяли, хотя он отнюдь не исключал, что события будут развиваться именно в этом направлении — произойдет инициированная высшими кругами перестановка, нечто вроде дворцового переворота. Видный историк Сергей Петрович Мельгунов доказывал, что кадетский руководитель «был в действительности очень далек от мысли о возможности близкой революции» и «угроза «революции» для него была только средством воздействия на власти и отчасти на своих единомышленников, которые, по выражению информаторов Департамента] полиции, испытывали непомерный страх перед революцией»^{568}.

Милюков руководствовался логикой публичной политики, явно недооценивая угрозу возникновения революционной стихии. Так, после своей «исторической речи» на вопрос «Отдаете ли вы себе отчет, что это начало революции?» он отвечал: «Только в вашем пессимистичном воображении. До этого еще далеко»^{569}. Лидер кадетов скорее был готов поверить в возможность дворцового переворота. События, однако, стали развиваться по совершенно иному сценарию, и сценарий этот был в какой-то мере предначертан выступлениями Милюкова. Депутат Думы октябрист Борис Александрович Энгельгардт отмечал: «Сам Милюков революции не хотел, а своей речью несомненно лил воду на революционное колесо и потому производил впечатление человека, сидящего на суку дерева и рубящего сук у его основания».

Глава пятая

ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

Временный комитет Госдумы

и образование Временного правительства

Рано утром 27 февраля в квартиру Милюковых в доме на Бассейной явился швейцар, который сообщил, что в казармах расквартированного по соседству Волынского полка происходит нечто странное. Даже через окно было видно, что ворота казарменного двора открыты, во дворе собираются солдаты, что-то кричат и размахивают руками. Через месяц, на кадетском съезде, Милюков рассказывал: «Я думал: неужели это русская революция? Ведь она будет в минуту раздавлена. Это было в 9-м часу утра, а в 12 часов, примерно, движение обнаружило очень значительные признаки организованности, которые к концу дня довели нас уже до решительных признаков полной победы»^{570}.

Разумеется, Милюков внимательно следил за событиями. Он участвовал в заседаниях Думы, возобновившихся в середине февраля, проводил вечера в редакции «Речи». Газета публиковала отчеты о волнениях в столице. В оценках и прогнозах Павел Николаевич был крайне осторожен.

Истории Февральской революции посвящены десятки работ, и мы не намерены повторять ее основные факты. События нарастали как снежный ком: от недовольства нарушениями хлебного снабжения столицы из-за снежных заносов, быстро переросших в хлебные бунты 21–22 февраля, до начавшегося 27 февраля вооруженного восстания, отречения Николая II и образования Временного правительства. Остановимся лишь на тех эпизодах, которые имели прямое отношение к нашему герою.

Если в предыдущие дни Милюков еще надеялся, что события будут развиваться относительно мирно, то после начала солдатских волнений ощутил их вступление в новую стадию. Он понимал, что участие войск может привести к гражданской войне, в которой расправляются не только с теми, кто в чем-то перед кем-то провинился, но и с теми, кто попался на пути толпе, на ком можно выместить скопившуюся злобу.

Понимая, что начинается подлинная революция, Милюков попытался стать во главе сил, стремившихся перевести ее в мирное русло, предотвратить реки крови. Вначале это в какой-то степени удалось.

Именно 27 февраля Родзянко получил царский указ об очередном перерыве в заседаниях Думы. Первоначально было решено указу подчиниться и на следующий день собрать пленарное заседание для оглашения воли императора.

С тяжелым сердцем Милюков рано утром отправился в Таврический дворец, понимая, что покорное исполнение царского указа будет означать самоубийство Думы. На центральных улицах было неспокойно, то и дело раздавались выстрелы.

В кулуарах происходили оживленные дебаты. Подавляющее большинство депутатов высказывалось за неподчинение указу. При этом раздавались различные предложения объявить Думу Учредительным собранием, издать закон о созыве Учредительного собрания, передать власть диктатору и т. п.

Милюков обладал таким авторитетом, что именно его предложения были выслушаны с особым вниманием и легли в основу решений, не имевших юридической силы, но ставших реальным политическим фактом. Он счел необходимым в течение непродолжительного времени выжидать, создав для восстановления порядка и сношений с лицами и учреждениями временный оперативный орган, при благоприятных условиях способный превратиться в инструмент формирования новой государственной власти, тогда как при победе правительственных сил сохранялась возможность доказать, что его образование не содержало прямой революционной цели, за которую инициаторы могли бы угодить под суд.