Милюков

Однако административные и полицейские власти не считались с мнением студенчества, когда речь шла о подозрениях в революционной деятельности. Несколько однокурсников Милюкова были исключены из университета, а один, Яков Лудмер, арестован и без суда отправлен в административную ссылку в Архангельскую губернию. Павел переписывался с ним и в своих письмах не жалел черной краски для характеристики правительственной политики в области образования, одновременно критикуя земские управы за слабость и невнимание к народному просвещению. Он не подозревал, что переписка Л уд мера перлюстрировалась охранными органами, которые в результате взяли на подозрение и его самого и стали вскрывать его письма, о чем сообщалось позже в одном из докладов петербургского охранного отделения, посланном для сведения в Заграничное отделение Департамента полиции (Парижское бюро охранки) в 1897 году^{93}.

Занявший пост министра народного просвещения Александр Павлович Николаи, умеренный либерал, но робкий человек, не противился консервативному давлению, которое теперь оказывали на министерство царь и его окружение. Студенческие сходки были запрещены. Левые настаивали на их продолжении явочным порядком. Милюков, к тому времени уже студент выпускного четвертого курса, со своими единомышленниками решил провести последнюю сходку, чтобы придать прекращению этой формы студенческой активности вид самостоятельного решения его участников, и даже подготовил резолюцию.

Пятого декабря 1881 года студенты собрались в здании анатомического музея, который обычно использовался для такого рода мероприятий. Однако в самый разгар прений в помещении появились жандармы, схватили ораторов и председательствовавшего Милюкова и отвели их в здание Манежа, а оттуда в Бутырскую тюрьму. Правда, нельзя сказать, чтобы жандармы бесчеловечно обращались с арестованными — они даже дали им возможность по дороге в тюрьму подойти к ларькам, чтобы запастись продовольствием.

Большая камера, поначалу полная, в течение ночи постепенно пустела: к начальнику тюрьмы приезжали родственники арестованных, убеждавшие, что их близкие схвачены по ошибке. Вероятно, не обошлось без взяток. Остававшиеся провожали выпускаемых возгласами негодования, хотя некоторые из негодовавших вслед за ними тоже покидали Бутырку. У Павла заступников не оказалось — он просидел в камере до утра, когда оставшихся задержанных отпустили на волю, составив список для предания их профессорскому суду.

Ректор университета Николай Саввич Тихонравов, преподававший Милюкову курс истории русской средневековой литературы и знавший его как хорошего студента, пытался спустить дело на тормозах: вызывал провинившихся, требовал от них заявлений, что они не знали о запрещении сходок, что, по его мнению, автоматически освобождало от наказания (таковым могло быть исключение из университета — окончательное или на определенный срок). Большинство студентов делали такие заявления, чем ректор был удовлетворен. Но Милюков и другие организаторы последней сходки не могли заявить, что не знали о запрещении. «Я был слишком ангажирован перед всем студенчеством… Я решил не уклоняться от правды»^{94}.

Иносказательные уговоры ректора снять с себя ответственность не дали результата. Происшедшее было так описано через много лет: «Следует сакраментальный вопрос: относился ли я к сходке сознательно или пошел случайно? Несколько раз профессор со снисходительной иронией повторил этот вопрос ввиду моего настойчивого ответа. Затем огонек потух в его прищуренных глазах; последовало молчание; дверь затворилась»^{95}

.

В итоге Павел Милюков был исключен из университета, но на краткий срок, до 15 июля следующего года, с разрешением подать после этой даты заявление о восстановлении при условии начала занятий с сентября, с зачислением на тот же курс. Таким образом, перерыв в обучении составил один год^{96}. Специально оговаривалось, что Милюков после восстановления лишается именных стипендий, в частности стипендии князя В. А. Долгорукова, которую он незадолго перед этим получил за успешную студенческую научную работу.

Тогдашнюю политическую позицию Милюкова в это время исследователи характеризуют как «левый либерализм с известным балансированием на грани легальности, на которой он в итоге не удержался и рухнул в пропасть»^{97}. Правда, о какой пропасти в данном случае идет речь, не очень понятно. Было бы явным преувеличением считать ею годичную отсрочку получения свидетельства о высшем образовании. Как мы увидим, этот год был использован Милюковым не только плодотворно, но и приятно.