Миллион в воздухе

«Значит, с той рыжей дамой в самом деле все кончено? – подумала заинтригованная Мэй. – Они помирились?»

А графиня смотрела на нее и думала:

«Когда это платье только шили у сестер, я была в магазине и просто так спросила цену. Они сказали, что оно стоит 1800 франков! Значит, она все-таки смогла подобрать ключик к сердцу старухи?»

– Так о чем вы хотели со мной поговорить? – спросила графиня.

И Мэй, вспомнив свою роль, повторила все, что ей советовала баронесса Корф, – о приходе полиции, о том, что в поезде что-то украли, и о том, как ей неловко и вообще не с кем поговорить о случившемся, и она очень надеется, что графиня ее поймет.

– Да, с этим экспрессом произошло что-то странное, – заметила Матильда. – Никогда не бывало такого, чтобы в поезде пропадало что-то важное. Инспектор Депре к нам тоже заходил, говорил с мужем и со мной, но мы ничем не могли ему помочь.

«Так-так, – сказал кто-то в голове Мэй. – Значит, комиссар Папийон у них не был! Интересно, почему? Или он действительно хотел лишь установить, было ли алиби у кардинала… у миледи Корф?»

Метрдотель принес кофе и пирожные, пожелал дамам приятного аппетита и удалился.

– А ночью, когда вы так неожиданно проснулись, вы ничего не слышали? – спросила Мэй.

Матильда холодно улыбнулась.

– Какое это имеет значение? Мне просто приснился неприятный сон. – Она поморщилась. – А почему это вас так интересует, мадемуазель Мэй?

Тут Мэй вспомнила, что Амалия – впрочем, по другому поводу – говорила про умение вести игру, и решила выложить свой козырь.

– Видите ли, – сказала она, – вчера ко мне заходил не один полицейский, а двое.

– Да, бывает, что они ходят вдвоем, – равнодушно отозвалась графиня. – И что? Не знаю, как в вашей стране, но во Франции ничего особенного в этом нет.

– Дело не в этом, – настаивала Мэй, – а в том, что второй полицейский не представился. Но граф де Ламбер узнал его. Это комиссар Папийон из Парижа.

Показалось или графиня слегка напряглась? Во всяком случае, она не донесла до губ чашку с кофе и поставила ее обратно на стол. Рука при этом дрогнула, и несколько капель пролилось из чашки на блюдце.

– Комиссар Папийон? Но… но он ведь занимается убийствами, не так ли?

– Понятия не имею, – отважно объявила Мэй, которая не любила лгать. – Но мне все это кажется очень странным.

– Действительно, – согласилась графиня. – А, Теодор, ты уже здесь! Послушай, что мне только что рассказала мадемуазель Мэй!

И она пересказала своему мужу, который только что спустился, ошеломляющую новость.

Под глазами у Теодора были синяки, и выглядел он утомленным. Судя по всему, расставание с любовницей далось ему нелегко. Тем не менее он поцеловал Мэй ручку, оценивающим взглядом задержался на ее наряде и сел рядом с женой.

– Не понимаю, Матильда, почему это вас так волнует, – сказал он, щедро насыпая себе сахар. – Что касается багажа, то могу вас заверить, у нас ничего не пропадало, – он улыбнулся жене. – А у вас, мадемуазель?

– Тоже ничего, – призналась Мэй, не уточняя, что у нее, пожалуй, багажа даже прибавилось. – Я ехала в купе номер семь, и там все в порядке, а вы в каком?

– Я в девятом, – сказала Матильда с неопределенным выражением, и Мэй вспомнила, что она с мужем должна была ехать в разных купе. – Была одна и могу вас заверить, что у меня ничего не пропадало.

– А я ехал в третьем вагоне, – сообщил Теодор спокойно. – Нет, с моим багажом все было в порядке.

– А вы узнали кого-нибудь из пассажиров? – спросила Мэй. – Может быть, кто-нибудь из них жаловался на пропажу?

Супруги переглянулись.

– Нет, никого из знакомых я точно не видел, – объявил Теодор.

– И я тоже, – поддержала его жена.

«Логично, – подумала Мэй. – Разве она отважилась бы устроить такое

, если бы поблизости находились знакомые?»

– Тогда непонятно, что ищет комиссар Папийон и почему для этого недостаточно местной полиции, – объявила Мэй.

– Действительно, – благодушно согласился Теодор, – но не думаю, что это должно нас волновать. Ведь с нашими вещами ничего не случилось.

Теперь, когда Мэй видела графа вблизи, она не могла не отметить, какое у него самодовольное лицо. Такое выражение нередко встречается у ограниченных людей, которым не интересно ничего, кроме их самих и их дел. Вот графиня совсем из другой породы. Сообщение Мэй ее явно заинтриговало, и она задумалась.

– Все это совершенно непонятно, – сказала она наконец. – А о чем комиссар с вами говорил? Он спрашивал что-то конкретное?

Мэй не стала сообщать, что интересовало комиссара, есть ли алиби у миледи Корф, которая (Мэй была в этом совершенно убеждена) не способна обидеть и мухи. Поэтому Мэй просто объяснила, что комиссар хотел знать, не заметила ли она чего-то странного или подозрительного.

– Я сказала, что, кроме вашего ночного крика, ничего такого не припомню, – объяснила Мэй.

– А когда именно Папийон к вам приходил? – поинтересовался граф.

Оказалось, это было до того, как Депре уже без своего коллеги навестил чету Мирамон. Граф и графиня снова обменялись взглядами.