Мильтон в Америке

Гусперо скорчил перед слепцом гримасу: «Прямо-таки жутчайших высот».

- …Дабы вновь обратить людские мысли к ангелам или дьяволам.

Они немного помолчали, дружно посасывая корицу.

- Я слышал, - сказал Мильтон, - что Бостон очень приличный город.

- Говорят, будто улицы там вымощены булыжником.

- Кто это говорит? - Не дожидаясь ответа, Мильтон продолжал: - Там нет приходов, но есть три отличных церкви, где нас встретят с радостью. Как по-твоему - преподнести им мои новые переводы псалмов?

- Эхо будет щедрым подношением, сэр.

- Я ведь не нуждаюсь ни в представлении, ни в рекомендациях.

- Разумеется, сэр.

- Я вовсе не льщу себе. Лучше быть великим здесь, Гусперо, нежели служить посланцам зл? в Лондоне.

«Габриэль» продолжал следовать своим курсом: толпа пассажиров на правом борту обозревала отвесные береговые скалы, песчаные холмы и дикую растительность; в эту последнюю неделю июня на море опустился туман - и новая суша порой словно бы вздрагивала и исчезала в дымке. Кроме Англии, они ничего не знали: когда берег появлялся снова, казалось, будто из волн возникает заново рожденная их родная страна - безлюдная и незапятнанная, какой она была до тех пор, пока друиды не подчинили ее себе своим волшебством.

- Впереди бухта! - выкрикнул кто-то из матросов, и голос его донесся даже до каюты Мильтона. - Девяносто три морских сажени под килем!

Гусперо взял Мильтона за руку и, положив ему в карман корицу, повел обратно на палубу.

- Глаз у этого юноши на мачте как у циклопа, - заметил он.

- Оставь классические аллюзии. Что ты видишь?

- Белые скалы.

- Как в Дувре. Неудивительно, что наши отцы сочли их своим домом.

- Бухта в форме полумесяца, двумя концами к нам. - Когда корабль приблизился к береговой линии, Гусперо перегнулся через поручень палубы. - Берег крутой, сэр, хотя здесь немало и впадин. Я вижу три реки или потока, которые низвергаются с высоты.

- Это бухта наших надежд! - Джон Мильтон простер руки. - Привет вам, о счастливые поля! - По его лицу пробежала тень, и он приложил палец к щеке. - Что это было?

- Облачко. Оно явилось нас поприветствовать.

- С северо-запада?

- Как будто да.

- Черного цвета?

- Пепельное. Нет, серое, точно маринованная селедка, с пятнами потемнее.

- Тогда не сомневаюсь, что нашему доброму капитану вскоре придется нам кое-что сообщить. Замечаешь, что ветер поднялся снова?

- Вы заметили его раньше меня, сэр. Да, вот он и подул.

- Ветер с той стороны - плохой знак, Гусперо. Это герольд шторма.

- Герольд?

- Предвестник. Посланец. Первый бегун в состязании. Я должен быть твоим не только питателем, но и воспитателем?

- Если я служу вам зрением, сэр, то, конечно же, вы можете услужить мне речью.

- Довольно. Ты чувствуешь, что ветер становится все холоднее? Это завистливый ветер, Гус, обозленный бродяга.

Капитан Фаррел уже отдавал команды; вокруг Мильтона поднялась беготня, заставившая его то и дело поворачиваться в попытке уловить каждый выкрик. Пассажиры сгрудились возле фальшборта: мужчины придерживали шляпы, женщины потуже затягивали кожаные завязки своих капюшонов, так как палуба уходила из- под ног, а снасти начали колотиться о реи. Один из матросов запел старинный куплет о ряби на море, и все, кто его слышал, поняли, что приближается шторм. Но он налетел гораздо стремительнее, чем предполагал даже капитан: с северо- запада пригнало темные тучи, а вслед за ними подул такой сильный холодный ветер, что «Габриэля» снова отнесло в море. Мильтон вцепился в поручни и, обратив лицо к порывам ветра, крикнул юноше: «Вновь мы преданы власти бушующего океана!» - Однако буря его радовала. - «Привяжи меня к поручню. Господь играет нами, словно мальчишка вишневыми косточками. Его азарт вечен!» Гусперо затянул узел на поясе Мильтона и прикрепил веревку к деревянному фальшборту. Его господин, казалось, забыл о страхе и, предавшись восторгу, громко запел под хлещущим дождем:

Гнать смерчами не перестань И вихрем бурь твоих. Коль не несут покорства дань - Смятеньем полни их.

- Вы промокли до костей, сэр…

Грози бесчестьем и бедой, Позорищем навеки! И пусть средь непогоды злой Сомкнут изгои веки.

Сильный чистый голос Мильтона ясно различался между порывами бури; стих сулил гибель врагам: собственно, это был перевод восемьдесят третьего псалма, который Мильтон завершил еще в Лондоне и помнил наизусть. Дождевые струи били его по запрокинутому лицу и широко открытым глазам, а «Габриэля» тем временем уносило все дальше от берега. Парусиновый плащ слепца насквозь пропитался влагой, длинные волосы липли к шее и к мокрому воротнику. Гусперо стоял сзади, крепко стиснув плечи Мильтона, чтобы тот не рухнул на зыбкую палубу или не свалился за борт. А Мильтон продолжал петь.

Капитан Фаррел приблизился нетвердыми шагами и крикнул ему в лицо: «Спускайтесь вниз, сэр! Быстрее! Ветер крепчает, море разыгралось не на шутку!»

- Я верю в предначертания свыше, капитан. Я не погасну, как свеча от нагара.