— Вы ничем не обидели меня, — ответила принцесса. — Это я должна просить у вас прощения за предположение, что вас будут уважать лишь тогда, когда вы станете женой его высочества. Безусловно, вас оценят при дворе, даже если эта свадьба не состоится, и примером тому служит последний бал. Однако именно Людовик ставит вас в такое зависимое положение: по-моему, он никак не может решить, что же ему нужно.
— Нет, ваше высочество, — возразила ей девушка. — Это я еще не ответила герцогу на его предложение.
— Он предложил вам руку и сердце? — у Жанны загорелись глаза.
— Руку — да, а вот сердце…
— Боже мой, вы не должны сомневаться! Если Людовик предложил вам выйти за него замуж, то можете быть уверены, что он любит вас! Сколько женщин были бы счастливы оказаться на вашем месте!
— Я боюсь, что его высочество собирается жениться на мне только потому, что этого хочет король…
Жанна рассмеялась.
— Вы действительно считаете, что даже король может приказать Людовику что-либо?
— Нет, — честно ответила Селина.
— Тогда смело говорите «да», если вы, конечно, любите его. Ведь вы его любите?
— Да, — вздохнула девушка. — Это так заметно?
— Об этом совсем нетрудно догадаться, — улыбнулась принцесса. — Но вы не должны беспокоиться — уверяю вас, все будет хорошо. А теперь расскажите мне о своей поездке в замок де Лодвиль.
Они проговорили довольно долго, и когда ее высочество оставила Селину, девушка почувствовала, что ей стало намного легче. Она не была уверена в нежных чувствах Людовика, если таковые вообще имелись. Селина должна была увидеть собственными глазами и услышать собственными ушами, почему он предложил ей замужество.
Внезапно сверху упала чья-то тень. В надежде, что это вернулся герцог Анжуйский, Селина вновь подняла глаза, но увидела не дофина, а графа де Мон. По-видимому, что-то, напоминающее разочарование, отразилось на ее лице, поскольку Альфред, учтиво поприветствовав ее, заметил:
— Понимаю, мадемуазель де Лодвиль, вы рассчитывали, что это буду вовсе не я, но, может быть, я смогу скрасить ваше одиночество, пусть и ненадолго.
— Ну что вы, граф, — Селина попыталась загладить свой промах, в который раз ругая себя за неумение скрывать чувства, — я очень рада видеть вас. Однако ваш приход был неожиданным и немного испугал меня.
— О, прошу прощения за это, сударыня, — сказал граф. — Надеюсь, что мое внезапное появление не окажется значительным препятствием, и вы согласитесь потанцевать со мной.
— Конечно, нет, — весело ответила Селина. — Я с удовольствием потанцую с вами.
Когда они закружились в водовороте танцующих пар, граф де Мон продолжил прерванный разговор, повернув его, однако, в опасное для Селины русло.
— Вряд ли я имею право задавать вопросы об этом, но чувствую ответственность за вас, мадемуазель де Лодвиль, ибо не только Людовик, но и ваш покорный слуга немало способствовал тому, что вы оказались при дворе. Прошу вас, скажите: ваши отношения с его высочеством изменились? Я имею в виду, он уже не терзает вас необдуманными словами и поступками?
— Нет, его высочество сменил гнев на милость, — осторожно ответила девушка.
— Он собирается жениться на вас? — продолжил Альфред. — Не удивляйтесь, мадемуазель, при дворе сложно что-либо утаить.
— Да, он предложил мне это, — помедлив, сказала Селина.
— И вы согласились?
Селина не выдержала.
— Вы задаете слишком много вопросов, граф.
— Простите меня, сударыня, но это очень важно, и не столько для меня, сколько для вас. Прошу вас, ответьте: вы согласились?
— Я еще не дала ответа его высочеству, — нехотя призналась Селина. — Но почему вы спрашиваете?
Альфред внимательно посмотрел на нее.
— Просто хочу предостеречь вас, мадемуазель де Лодвиль, — сказал он. — Я желаю вам только добра, поэтому советую ответить отказом на предложение его высочества.
Селина была шокирована услышанным. С трудом справившись с изумлением, она воскликнула:
— Не могу поверить, что слышу это от вас, господин граф. Ведь Людовик ваш лучший друг!
— Да, это так, — согласился Альфред. — Я очень люблю и ценю его высочество, однако не могу согласиться с тем, как он обращается с вами.
— Но я уже сказала — его отношение ко мне изменилось. Он больше не говорит мне колкости и не изводит язвительными насмешками, как раньше.
Граф усмехнулся.
— Как же вы наивны, моя дорогая мадемуазель де Лодвиль! Неужели вы думаете, что только так может выражаться его неприязнь к вам? Уверяю вас, колкости и насмешки — далеко не самое страшное оружие в борьбе с врагами, а в том, что вы теперь один из самых опасных его врагов, можете не сомневаться.
— Я не могу вам поверить, — прошептала девушка. — Это неправда. Его высочество не может мстить мне так изощренно.
— Боже мой, сударыня, вы совсем его не знаете. Вы знакомы всего несколько дней, я же знаю его всю жизнь. Конечно, я не утверждаю, что Людовик — чудовище, но он ненавидит вас так же, как и вашу мать, и это чувство сильнее его. Для вас будет лучше, если вы перестанете с ним видеться и забудете о нем.
— Но это невозможно, — она покачала головой, — и не спрашивайте, почему.