Да, именно воодушевление! А по-вашему, что должен испытывать мужчина и воин, ясно осознающий, что он, наконец, не просто кому-то пригодился, а нужен весь, без остатка, миллиардам проживающих на Земле людей? Всему, мать его, человечеству? Возможно, кое-кто из «высоких» интеллектуалов скривится от столь примитивного, по их мнению, подхода к истинному предназначению мужчины. Ну и хрен с ними, пусть кривятся. Спорить по данному поводу с кем бы то ни было не вижу ни малейшего смысла. По одной простой причине – у каждого своя правда в данном случае. Моя полностью меня устраивает, и менять ее на другую, пусть и самую «продвинутую», я не хочу.
Экран пискнул, и на нем опять возник наш капитан-командор. По его лицу гуляла фирменная ухмылка.
Значит, или жди люлей по самое не могу, или терпкой, как глоток прима-энерджайзера в бэтлсьюте, космофлотской шутки.
– Ну что, господа военные и вольнонаемные, – осведомился он, – страшно? Мне тоже. Диаметр этой фиолетовой хреновины – более тысячи шестисот метров. Насколько это больше нашего крейсера, можете посчитать сами. Но размер – не главное, и страх не есть синоним трусости. Трусов на борту «Неустрашимого» нет. Хотя бы потому, что я лично участвовал в выборе имени для нашего корабля и подбирал экипаж. Поэтому мы с честью выполним свой долг и, уверен, одержим победу. С этой минуты объявляется боевая готовность номер один со всеми вытекающими последствиями. Кто забыл, что это значит, советую освежить в памяти Боевой Устав. Командиры подразделений должны явиться ко мне на совещание через, – он посмотрел на часы, – пять минут. Остальным – отбой тревоги. Рад сообщить, что все уложились в нормативы на «хорошо» и «отлично». Я верю в ваше мужество и высокий профессионализм, господа, и знаю, что вы не подведете, какие бы испытания ни ожидали нас впереди. Конец связи.
Экран погас.
Когда я выбрался из «Бумеранга», меня уже ожидал дядя Коля. Молча помог стянуть и уложить на место бэтлсьют, после чего махнул рукой, приглашая.
– Пойдем-ка.
Я догадался и возвел очи горе, как бы намекая, что на корабле объявлена боевая готовность номер один. На что мой механик пренебрежительно дернул щекой и направился к мастерским. Его спина излучала непоколебимую уверенность в том, что я не замедлю последовать за ним. Я не замедлил.
В мастерских, в личной ячейке дяди Коли, мы уселись за самодельный углеритовый столик, которого по официальной инвентаризационной схеме не должно было здесь быть. После чего дядя Коля щелкнул под столешницей невидимым выключателем, выводя в рабочий режим самодельную же, но очень эффективную систему предупреждения о любых попытках электронного сканирования помещения, и явил миру полулитровую солдатскую алюминиевую флягу образца позапрошлого века и два алюминиевых стаканчика.
Я с интересом наблюдал за его действиями.
Вслед за флягой и стаканчиками на столе появился самый обычный биопакет, в котором обнаружились четыре, сваренных вкрутую, куриных яйца, солонка, половинка черного ржаного хлеба, шмат сала и большая очищенная луковица.
– Дядя Коля… – начал я.
– Спокойно, старшой, – прервал он меня, достал из кармана бритвенной остроты нож и принялся обстоятельно нарезать хлеб, сало и лук.
У меня потекли слюнки.
– Ты, главное, не волнуйся, – сказал мой механик, пряча нож и разливая по стаканчикам прозрачную жидкость. – Плохого не предложу. А не запить то, что мы только что увидели, это к себе без уважения отнестись. Психику беречь надо. Она, психика, нам еще ой как пригодится. Ну, давай.
– За что пьем?
– За удачу, за что же еще. Она нам, чую, понадобится. Не меньше, чем психика.
Выпили, закусили.
Во фляге, ясен космос, оказался знаменитый дядин Колин самогон без цвета, вкуса и запаха, прочищающий мозги лучше любого фармацевтического средства. При условии, что употреблен он в строго отмеренных количествах, поскольку превышение дозы сулило несколько иные эффекты.
Превышать дозу, однако, мы не собирались. Пилотский шик пилотским шиком, а дисциплина дисциплиной. А уж дисциплина в условиях объявленной боеготовности номер один – тем более.
Но выпить по второй под такую закуску сам бог велел. Перечить богу мы не стали.
– И что ты обо всем этом думаешь? – осведомился дядя Коля, с хрустом разгрызая кусок луковицы.
– Ты о вторжении?
– Ну не о моей же самогонке. Она как была самой лучшей на всех обитаемых мирах, так и осталась.
– От скромности ты, дядя Коля, не умрешь.
– Погоди, скажешь, это не так?
– Так, так. Самогонка у тебя и впрямь знатная. Главное, что действует правильно и запаха не оставляет.
– То-то же. Так что насчет вторжения?
– А почему ты у меня спрашиваешь?
– У кого же еще? Тебя же на Высших курсах военкосмолетов учили от инопланетян обороняться, не меня.
– Тут вот в чем дело, дядя Коля, – вздохнул я. – Нас и правда учили. Но, в основном, в теории. Которая, как ты понимаешь, отличается от практики не меньше, чем атмосферный истребитель «МИГ-42М» от нашего спейсфайтера В-910.
– Это я понимаю, – кивнул механик. – Но моего понимания мне мало, хочу знать твое.
– Зачем?