Минус двадцать градусов по Кельвину

И тут меня пронзил укол боли — лезвие прорубило лёд и стало рубить меня. Больно было чертовски, плюс подлое тело хотело скорчиться — чего было делать категорически нельзя. Да и от окружения я отключился, сосредоточившись на напитывании разрубаемой плоти эфиром и попытке создать лёд на пути лезвия, снаружи и, минимально, внутри себя. А через полчаса субъективного времени (реально пыточного), я «взял уровень». По–моему, тут сработало подсознание, потому как в голову мне такой вариант в момент рубки Грея не приходил. Хотя не уверен, при всех прочих равных собранностью я в этот момент не отличался, все силы бросая на то, чтобы не сдохнуть, ну и страдать самозабвенно. Ну а что делать, если страдается, а сделать с этим ничего не можешь? Только делать вид, что так надо, иронично думал я, оценивая новообразование Грея, избавившее меня практически от всех болевых ощущений (хотя ныло, факт, но по сравнению, с тем что было — просто блаженство), да и фактически остановившее продвижение лезвия тьмы. Плоть трансформировалась в лёд, причем самый эфиронасыщенный, что я когда бы то ни было создавал или видел.

Во–о–от, кажется, я не умер, довольно и несколько отстраненно констатировал я, наблюдая, как лезвие истощается, да и пелены перед глазами почти нет.

Оценив горестную морду быдлы, несомненно, расстроенную тем, что его варварское уничтожение моего домика обойдется без моего страдательного участия, я решил проверить, как там причина моих страданий неисчислимых.

Ну и Люська была все так же с широко распахнутыми глазами, бледная, но, к счастью, целая. Правда, разнесенная моей ногой глыба льда явно вызвала резкий порыв ветра. Волосы девчонки развевались, да и юбочка весьма пикантно приподнялась, демонстрируя трусики в синюю полоску. Лепо, экспертно оценил я, краем глаза заметив движение.

Это летела «сбивательная» глыба льда, о которой я чуть не забыл. Ну, немудрено, не стал ругать доблестного себя я, превращая глыбу в воду.

Следующей мыслью было «Упс!». Это я реально не подумал, признался я, наблюдая, как Люську обдает ледяной водой. Ну, заслужила, наверное, справедливо отметил я, не без интереса оценил интересные места, облепленные промокшей тканью, и отвернулся. Ну из деликатности и прочих своих многочисленных достоинств, да.

Нацу был уже на ногах и приближался с мордой лица удивленной, радостной и виноватой одновременно, ну а я начал «успокаиваться» и оценивать свои повреждения и состояние. Сверху вид не радовал, залитый кровью лед, составляющий моё плечо, был распахан сантиметров на пять в глубину. Ерунда, не опасно для жизни, но не срастался от волевого усилия, а рука явно не желала слушаться.

— Грей? — выдал охеренную по содержательности реплику дон Драгнилл.

— Призрак Стефана Фиорского, — ядовито ответил я. — Нацу, друг мой, не будешь ли ты так любезен объяснить мне, почему ты не соизволил ответить мне? Я чем–то оскорбил твоё несомненное величие?

— Эта… — информативно ответил Нацу. — Ну мы…

— Уперли заказ Эс–ранга, — резко сдал всех кошак. — Но я не виноват, угусь.

В этот момент в мою спину (слегка обожженную и явно с оборванной одеждой, отметил я, очевидно, взрыв кислорода) ударила мокрая тряпка. Тряпка была мокрой, была Люськиным поло и была на ней. А сама Люська обняла меня за талию и начала, всхлипывая, бормотать в спину:

— Грей, миленький, не умирай, пожалуйста, я все сделаю, только не умирай… — ну и прочую высокоинтеллектуальщину нести.

Бардак какой, оценил бардак я, развернулся, отодвинул Люську вытянутой рукой за плечо. Осмотрел: жива, цела, мокра, заплакана. Вытянутой рукой провел в положение перед собой, чтоб видеть Нацу, прижал к правой стороне груди, выдав ценное указание «Рыдать сюда!» и приобнял за плечи. «Угусь» было мне ответом, а приобнявшая меня девчонка хоть и мочила меня слезами (прям фетиш у меня, похоже, мимолетно оценил я), но симпатичное ушко явно навострила.

— Итак, Нацу, ты спер с помощью своего резервного запаса пищи заказ Эс–ранга. — начал я, но был перебит.

— Грей, что это? — с некоторым страхом уставился Нацу мне на грудь.

Опустив голову, я был вынужден признать некоторую обоснованность его поведения: в прорехе рубахи виднелось освещенное через прозрачное, сцуко, плечо, моё сердце. Точнее, видневшаяся часть грудины была прозрачным льдом, который пересекали редкие ручейки крови в прозрачных сосудах. А на месте сердца была видна повторяющая его и аорты форму кровь, закономерно пульсирующая. Впрочем, откат ледяного состояния происходил, и плоть безболезненно меняла лед, явно метастабильный. Отметив себе, что откат надо приостановить в области разрубленного плеча, я попробовал ответить.

— Это лёд, Нацу. Я — маг льда, и я — мой лёд, — с некоторым сомнением констатировал я, прижимая явно желавшую посмотреть Люську к груди и сказал для обоих. — Я в порядке, это, скажем так, защита. Ну а дырка терпимая, Полюшка вылечит. Так вот, Нацу, — не дал я сбить себя всякой ерундой, но меня опять перебили.

— Это я, — всхлипнула Люська.