Эти слова словно обожгли жену. Горечь и обида закипели в сердце. Сама не помнила, как вырвались гневные слова:
— Не каждому мужу дорога семья. Есть и такие, что уют и порядок дома меняют на общество потерянных уличных девок.
Кровь бросилась в голову Рахмана. Посмотрел на жену зверем, дернул за угол вышитую скатерть. Зазвенели перевернутые пиалы, чайники, пролились остатки чая, перемешались куски лепешки, сахара и конфеты.
— Женщина. Знай свое место, укороти свой язык! — И Рахман нехорошо выругался.
Нарджан сжалась, опустила голову, тихо произнесла:
— Дети слушают ваши слова…
— Пускай знают, какая у них ничтожная мать. Пускай приучаются к покорности. — Он вскочил с ковра, пнул ногой жену и быстро вышел из комнаты. Выходя, услышал плач маленьких и гневный голосок Раимы:
— У, басмач! Зачем обидел маму? — Он оглянулся. Дочь обнимала мать и грозила ему кулачком. Смешно. Шестой год идет девчонке, а ее ничем не запугаешь, вот ведь каким славным была бы сыном. Рахман отправился в чайхану. Надо развлечься и заодно сыграть в кости, авось, выиграет. Надо семье дать денег, а их у него нет. Все промотал, что оставалось от последней победы в кураше на свадьбе лавочника. А свадьбы в последнее время стали скромными. Война повытрясла у людей достаток. Вот и дожидайся, когда устроят праздник-той ловкие люди, пристроившиеся к государственной торговле или к колхозному общественному пирогу. Эти не жалеют денег. Да, растут дети, растут и расходы… «Смотри, какая смелая стала девчонка! Басмач. Это на отца! Да не каждый мальчишка осмелится сказать отцу такое. Но что с нее возьмешь? Стукнешь — сразу дух вон, а потом расстрел. Законы теперь строгие», — так раздумывал Рахман, подходя к чайхане. Там уже шла игра полным ходом. Кости метал чернявый юркий человек. Играл он с веселыми возгласами, с прибаутками.
Рахман подошел, поставил рубль и метнул кости. Выиграл! Поставил еще — опять выиграл. Разгорячился, Но вскоре счастье отвернулось от него и перешло к чернявому. Горячась, Рахман удваивал ставки и проигрывал. Скоро у него не осталось ни копейки. Это его обескуражило. Отошел. Сел невдалеке и потребовал чайник чая. Попивая, стал наблюдать за игрой. Теперь, когда крепкий чай освежил ему голову, он стал внимательно следить за чернявым. Вскоре заметил, что тот ловко плутует, пряча в рукав запасные кости.
— Кто этот человек? Откуда он? — спросил у проигравшегося соседа.
— Какой-то приезжий, его здесь никто не знает. Умеет играть.
Рахман подвинулся ближе к игрокам. Чернявый усмехнулся.
— Что, рыжий, отыграться хочешь? Можно. Но я в долг не играю.
— А это пойдет? — спросил Рахман, снимая с руки золотые часы. Чернявый жадно схватил их, внимательно осмотрел и положил на кучу выигранных денег.
— Сразу на все или частями? — спросил, беспокойно поглядывая на блестевший корпус часов.
— Зачем частями? Сразу! — Из-под опущенных век он зорко следил за игроком. Тот пересчитал деньги, лежавшие под часами, добавил еще несколько бумажек.
— Оценил-то я по справедливости? — спросил, усмехаясь.
— По справедливости! — ответили игроки, с уважением глядя на приезжего. Рахман кивнул головой, но весь насторожился.
Чернявый захватил в горсть кости, потряс их, поднес к губам, что-то пошептал, еще потряс и кинул. В этот момент Рахман схватил руку и потряс — из рукава выпали еще кости. Чайхана загудела. Стали разглядывать кости, пересчитывать их. Оказалось, что часть была подменена фальшивыми. Пока взволнованные люди были заняты выяснением, чернявый ловко откатился в сторону, прополз к двери, вскочил и, как заяц, метнулся вон. Двое-трое бросились ловить его. Остальные, отогнув край кошмы, нашли выигранные деньги, стали делить их среди проигравших. Рахман схватил часы и деньги, поставленные против них.
— Пришибить такого надо! — прогудел он, направляясь к двери. Никто не возражал. Были рады, что вернули свой проигрыш.
Это событие на некоторое время охладило Рахмана к игре в кости: слишком, рискованное дело. Кураш — вот это почти наверняка.
Вскоре в погоне за праздниками с курашем борец стал разъезжать по всей области. Дни его отсутствия были праздником для семьи. Давно он уже стал деспотом. Раима нередко получала от него шлепки за свою дерзость.
— Убью тебя когда-нибудь! Не лезь! — кричал он на дочь, когда она защищала мать.
— А тебя заберет милиционер! Посадят! — смело заявляла смышленая девочка. Она не знала страха.
Как-то в зимний день отец вернулся навеселе. Мать услала детей. Наступили сумерки. Из их калитки поспешно вернулся дядя, брат отца. Он подошел к Раиме:
— Отец убил твою мать, иди! — Сам поспешил дальше, чтобы не попасть в свидетели.
Девочка как безумная бросилась домой. Прыгнув на айван, вбежала в коридор, потом в открытую настежь дверь. На полу лежало распростертое тело, по обычаю, покрытое черным камзолом.