Мины ждут своего часа

«Одиннадцатого марта республиканские бойцы на южном фронте взорвали железнодорожные мосты в Альколеа и Лас Педрочес, парализовав движение воинских эшелонов противника…» «Двадцатого марта республиканские войска успешно отразили атаки противника под Пособланко…» «Разгром мятежников и интервентов под Гвадалахарой. Замечательная победа республиканских войск! Большое количество пленных и трофеев…» «Двадцать пятого марта республиканскими бойцами взорван поезд с боеприпасами под Монторо. Уничтожены мосты под Бельмес и Эспиэль…»

Я сижу над пожелтевшими газетными листами, но вижу не заголовки статей и не строки информационных сообщений.

Из дальней дали возникает передо мной залитая весенним солнцем дорога из Хаена через Андухар к монастырю ла Вирхен де ла Кабеса[13] на командный пункт батальона. Висенте разгоняет машину, мы проносимся мимо «святого места» на четвертой скорости. С монастырских стен гремят запоздалые выстрелы.

Я вижу точно слившиеся в единое целое старинные здания маленького городка Андухар. Вижу комнату с камином, где нас принимает командующий южным фронтом полковник Перес Салас. Он высок, подтянут, по-старомодному, галантен. В прошлом это кадровый офицер испанской армии. Один из тех немногих офицеров, которые сохранили верность республике. И теперь Перес Салас облечен большими полномочиями.

Вежливо склонив седеющую голову, полковник слушает Обручеву, переводящую мою речь. Он очень приветлив с переводчицей (она — дама, а он — испанец!) и весьма сух со мной.

Ну что ж? Если бы дело, о котором шла речь, было личным, я не стал бы доказывать этому самоуверенному человеку, что небольшая группа подрывников может спокойно пустить под откос эшелон с батальоном пехоты или танками противника.

Полковник курит, явно нервничает.

Уже в самом начале беседы Перес Салас позаботился, чтобы у меня не осталось никаких сомнений в его отрицательном отношении к военным советникам и добровольцам, из каких бы стран они ни прибыли. Он, командующий южным фронтом, считает, что республике нужны не добровольцы и не советники. Нужно только оружие. Будь оружие и техника, республиканская армия одержала бы победу над Франко без помощи добровольцев.

Все это было высказано весьма категорично и без обиняков. Но я преднамеренно оставил суждения полковника без внимания и вот доказываю ему то, что, кажется, совсем не нуждается в доказательствах.

Дождавшись, пока я умолкну, полковник любезно спрашивает у Обручевой:

— Простите, вы тоже русская?

Я уже достаточно долго нахожусь в Испании, чтобы понять этот вопрос без перевода.

— Да, русская, — с достоинством отвечает Анна.

— Святая Мария! — Полковник в напускном отчаянии разводит руками. — Я непроходимый невежда! Думал, что в России нет ничего, кроме белых медведей, бородатых большевиков и добровольцев! А там, оказывается, живут очаровательные девушки!

— Я тоже доброволец, — зардевшись, говорит Обручева.

Перес Салас смотрит на нее с грустью:

— Молодость везде ищет романтику! Необдуманные порывы, горячие сердца! А Испания в романах так колоритна…

— Ошибаетесь, полковник. Мне приятен ваш комплимент, но, увы, я не так уж молода, как кажется. У меня есть дочурка. Ей восемь лет.

— И вы поехали на войну, оставив дочь?! У вас жены сопровождают мужей и в походах?

— Вы снова ошиблись, полковник. Я только переводчица.

Салас молчит. То, что он услышал, не вяжется с его представлениями о мире и людях.

Нам подают кофе. Полковник начинает расспрашивать о Советском Союзе. Пользуясь случаем, я опять завожу речь о своем.

Ссылаюсь на опыт под Теруэлем. Стараюсь объяснить, что разрушение линий связи, налеты на мосты менее целесообразны, чем крушения воинских эшелонов:

— Мне известно, что командование рассчитывает использовать подрывников в основном для налетов на мосты, станции, вражеские склады боеприпасов и аэродромы. Конечно, если прикажут, мы будем выполнять все это. Но потери в людях окажутся значительными, а эффективность таких действий сомнительна. Во всяком случае, это совсем не то, что уничтожать технику и солдат противника во время транспортировки. Устраивая крушения воинских поездов с помощью мин, действуешь наверняка…

Перес Салас решительно отстраняет чашечку с кофе:

— Производить крушения на участках, где есть пассажирское движение, я категорически запрещаю. Возможны ошибки, и тогда общественное мнение обернется против нас. Фашистская пропаганда не упустит случая изобразить партизанские действия как бандитизм.

— О каком общественном мнении вы говорите, полковник? Неужели найдется в мире хоть один порядочный человек, который посмеет в чем-нибудь упрекнуть республику? Надеюсь, вы не забыли, что фашистская сволочь уничтожила тысячи мирных жителей Мадрида и других городов?!

— Мы не фашисты! Мы не имеем права подвергать риску мирное население!