Мёд и дёготь (СИ)

Малышка, кажется, засыпает. Пора поворачивать к дому. Щёки Белль мокры от слёз, но женщина не замечает этого. Лицо её не искажено плачем, дыхание не сбито, просто из глаз течёт солёная вода. Белль спешит домой, ей предстоит переделать ещё много дел: покормить и искупать Раймонду, отредактировать фото для следующего занятия, приготовить что-нибудь себе…

Её руку, покоящуюся на чёрном пластике, сжимают горячие шершавые пальцы. Всего на миг. Как ему удалось подойти бесшумно? Белль отстраняется. Она не поднимает глаз и по-прежнему смотрит только на спящую в коляске маленькую девочку.

- Прости. Тебя не было дома, - будто это что-то объясняет. - Белль. Выслушай меня, пожалуйста, это важно.

Она не смотрит на него, но ощущает его близость. Молчит, чуть покачивает коляску, кивает головой.

- Эта страна огромна. Шернбер — я даже никогда не слышал о существовании такого города. А когда приехал сюда, не собирался здесь задерживаться, так получилось. Я не знаю, почему ты здесь, - Румпельштильцхен говорит слишком торопливо, сминая окончания слов, словно боится, что его перебьют, - но тут живёт почти сто тысяч человек, есть, по меньшей мере, четыре крупных страховых компании, и в «Либерти Норд» - десятки агентов. Мы не должны были встретиться. Мы бы никогда не встретились. - он замолкает, чтобы вдохнуть. - Есть только одно объяснение. Это судьба. С ней спорить себе дороже, - его голос всего на несколько мгновений обретает оттенок былой насмешливости. - Если бы мы…

Румпельштильцхен не договаривает. Он стоит рядом с ней, очень близко, почти касаясь, стоит и слушает её молчание.

Белль поднимает глаза, смотрит в лицо, вдруг оказавшееся так близко. Белль хочет задать только один вопрос, но спрашивает совсем другое:

- Почему тебя не было так долго?

Дыхание Белль касается его лица белым облачком пара.

- Я не мог.

Белль видит усталую безнадёжность его взгляда, тени под глазами, маленькие трещинки на сухих губах.

- Ты теперь совсем человек?

Румпельштильцхен сглатывает:

- Я человек. Но… - он говорит тяжело и медленно, словно выносит себе приговор. - я совсем не тот человек, каким был когда-то. И не такой, каким ты была бы рада меня видеть.

Белль резко втягивает воздух. И решается выговорить то, с чего хотела начать разговор:

- Румпель, ты… Ты сказал тогда, что не знаешь, сможешь ли простить…

Он перебивает её, не давая договорить:

- Я так не думал.

Прежде, чем она успевает возразить, накрывает её рот своим. И Белль чувствует, что от неё, как шелуха, отлетают разочарование, обида, боль и все те пустые, лживые и злые слова, что звучали между ними. Румпельштильцхен отстраняется от её губ, и она снова сталкивается с безнадёжностью, столь ясно читаемой в его взгляде.

Никто, никогда не сможет полюбить меня.

- Ну же… Целуй ещё.

========== Там, за поворотом ==========

Маленькую Раймонду никогда не мучили колики, её щеки не покрывались красной диатезной коркой, она не плакала без причины, не требовала, чтобы её укачивали перед сном и держали на руках всё время, что она бодрствует. Раймонду было легко любить. Во всяком случае, пока она лежала в кроватке и ползала по манежу. Но едва малышка вышла из младенческого возраста, всё переменилось.

Вот и сейчас девочка сидит на полу, обхватив ногами большую кастрюлю. В каждой руке у неё по крышке. В левой маленькая, во второй - подходящая по размеру. Кроха по очереди примеряет их. Дзинь! - падает на дно маленькая. Раймонда вслушивается, восхищённо приоткрыв рот, и тут же обрушивает на кастрюлю вторую. Блямс! Блямс! В глазах девочки выражение абсолютного восторга.

Белль почти не слышит этих дребезжащих и грохочущий звуков. Она поглощена своими переживаниями, изливающимися в чуть сбивчивый, но пламенный рассказ. «Самая низкая оценка… Ты понимаешь, что это значит?» - заканчивает Белль-Мирабелль свою речь и вопросительно смотрит на мужа. Румпельштильцхен развалившись сидит за столом и ковыряется в том, что осталось от лазаньи. Выуживает вилкой оранжевые морковные кусочки и складывает их в горку. Белль повторяет свой вопрос.

- Да, конечно.

- Что именно «конечно»?

Он смотрит на неё тепло, в уголках губ прячется рассеянная улыбка:

- Пусть играет.

Белль давится словами. Румпель её не слышал. Отгородился, как от шумового загрязнения не от металлического лязганья крышки по кастрюле, а от неё. Опять был где-то далеко, как во времена, когда часами сидел за прялкой и смотрел на вращающееся колесо. Любовь — это тайна. Так она говорила в ту пору. До того, как устала от тайн, которые никак не удаётся разгадать, от вопросов, ответы на которые лучше не знать.

- Ты меня не слушал.

- Прости, - голос звучит вовсе не виновато, но Белль решается снова:

- Я тебе рассказывала, что мистер Саймонс меня невзлюбил.

- Значит, меня тебе мало, - Румпельштильцхен сгребает образовавшуюся на тарелке морковную горку и отправляет её прямиком в рот.

- С тобой невозможно серьёзно разговаривать…

- Недавно ты жаловалась, что я слишком серьёзный, - он так и не растерял до конца своей расслабленной рассеянности. - Милая, я просто не знаю, как тебе угодить.