Мёртвая рука капитана Санчес

– Это мокко? – удивился он, увидев кружку с кофе, и белки его глаз выкатились из орбит, а широкие ноздри раздулись, впитывая запах. – Я о нём очень много слышал… Много-много!

Он выпил кружку чёрного кофе с медовыми финиками и попросил вторую. Выпив вторую, он сказал:

– Хвала Аллаху!.. Вот теперь я попробовал мокко и могу сказать… Люди не врут!

И Бонтондо стал приходить каждый день: он пил кофе и что-нибудь рассказывал.

Через день капитан сказал джентльменам:

– Хорошо, если с нами в пустыню пойдёт Бонтондо: он знает местные языки, обычаи и вообще – он охотник… Но я зову его, а он говорит, что ему достаточно его крокодилов, а львы пустыни ему ни к чему.

У доктора Легга округлились глаза.

– Львы? – воскликнул он.

– Ну да, доктор, львы. Они тут водятся… Хотите поохотиться?

– Конечно, капитан! Ведь вы же знаете – я страстный охотник!

– Да я и сам люблю охоту. Но Бонтондо не идёт с нами ни на крокодилов, ни на львов. И я не могу его уговорить…

– А я смогу… Хотите пари?

– А на что? – спросил капитан с улыбкой.

– На льва, – не задумываясь, выпалил доктор. – Первый же встреченный нами лев, чур, будет мой!

И доктор протянул капитану руку.

– Отлично… Я согласен, – ответил тот.

Доктор достал из сумки чехол и, позвав Платона, как переводчика, пошёл на поиски Бонтондо.

Бонтондо лежал на спине под навесом возле хижины, лениво покачивал босой ногой, положенной на колено другой ноги, и изучал небо через щели в навесе. Чувствовалось, что лежит он так давно и будет лежать так и дальше, потому, что занятие это ему очень нравится. А ещё потому, что жена его сейчас работала в поле, и дома без неё делать было совершенно нечего.

– Бонтондо, я пришёл звать тебя с нами в пески, – сказал доктор Легг вкрадчиво.

– Зачем мне пески? – удивлённо спросил Бонтондо, поднимая голову.

– Затем, что потом я подарю тебе зажигательное стекло, и ты будешь повелителем огня в своей деревне, – ответил доктор.

– А что такое зажигательное стекло? – спросил Бонтондо, ногой он качать перестал, глаза его цепко уставились на доктора.

– Увидишь – тебе сразу понравится… Пойдём, я покажу, – сказал доктор и замахал рукой, как краб, приманивающий к себе самку.

Бонтондо встал и пошёл за доктором. Доктор достал из чехла лупу, присел на корточки и направил лупу на сухую траву. Вскоре он поймал солнечный луч в фокус лупы. Когда вспыхнул огонь, доктор встал и затоптал его. За ним поднялся и Бонтондо. Он не спускал глаз с лупы, чувствовалось, что лупа ему очень понравилась.

Доктор повторил, а Платон перевёл:

– Если ты пойдёшь с нами, я отдам тебе стекло, как только мы вернёмся обратно.

– Нет, ты меня обманешь, – сказал Бонтондо.

– Нет, не обману, – заспорил доктор.

– Нет, обманешь, все белые люди обманщики, – повторил Бонтондо с таким убеждённым и горьким видом, словно он каждый день только и делал, что обманывался на лупах.

Бонтондо по-прежнему смотрел на лупу, которую доктор стал засовывать в чехол.

– А я не обманщик! – Доктор густо покраснел, потому что стал сердиться. – Платон, скажи ему: как я могу быть обманщиком, когда я джентльмен?

– Как мне перевести слово «джентльмен»? – спросил Платон.

– Хорошо воспитанный и порядочный господин, – начал объяснять доктор, потом поморщился. – А, чёрт, никак не переводи! Так и скажи: «Джентль-мен».

Платон так и сказал. Потом по просьбе Бонтондо сказал ещё раз, глядя в потрясённые, опушённые густыми ресницами глаза охотника на крокодилов.

– Джентль-мен, – попытался выговорить тот.

С первого раза у него ничего не получилось, но, что удивительно, именно это слово убедило его совершенно. Он тут же дал своё согласие пойти через пески. Впоследствии все часто слышали, как Бонтондо повторял себе под нос покорившее его слово:

– Джентль-мен… Джентль-мен…

Но как он его себе представлял – никто даже представить не мог.

А на следующий день пришёл караван, с которым отряд отправился в Сахару.

****

Сначала под ногами верблюдов была трава, мёртвая, сухая, успевшая, несмотря на весну, пожелтеть под раскалённым солнцем.

Капитан, который всё не мог привыкнуть к тряскому верблюжьему ходу, шёл рядом с верблюдом, ведя его в поводу. Он ощущал подошвами сапог траву, то колючую и скрипящую, то мягкую, зелёную и зыбкую, среди которой высились полузасохшие стебли каких-то цветов. В первое время деревьев им встречалось много, и они были покрыты листьями, но по мере того, как караван отходил от побережья, деревья стали переходить в кустарники, а кустарники из раскидистых превращались в извилистые, скрюченные у самой земли экземпляры, почти лишённые листьев.

Капитан передал Платону повод, остановился и посмотрел из-под руки на солнце… «Аллах подарил нам сегодня жаркий день», – подумал он и обернулся на колесницу, в которой колыхался в разные стороны паланкин. Он догнал колесницу и, подойдя к ней сбоку, сказал в кисейные завесы тихо и нежно:

– Дорогая, это – я!

Белая кисея паланкина отодвинулась, и капитан быстро залез внутрь. И тут же почувствовал боком жёсткое дуло пистолета.