Мёртвая зыбь

Если первые заграничные шесть аппаратов были рассчитаны на два года, а у Танюши проработали и того меньше, и ей повторно поставили уже новые с патентованными батарейками на пять лет, то рекламировались уже конкурентные стимуляторы на 7 — 10 лет. И за этот срок состарится вся электронная схема стимулятора, и он уже не будет нуждаться в “самоподзаводе”, как испорченные часы на руке.

Наиболее тяжелым было то, что Званцев в своей творческой группе остался один. Сначала умер бесценный помощник Зелик Львович Персиц, но главное, скончался Григоров, попав пациентом в Кардиологический Центр Чазова. Человек, посвятивший жизнь борьбе с сердечным недугом, сам умер от сердечного приступа.

И никто из медиков не брался заменить его в изобретательстве. А без медицинской стороны продолжать разработку стало бессмысленным.

“Не все на свете удается, не все сбываются мечты”.

Но кардиостимуляторы стали производиться в нашей стране. И уже не в одном-двух центрах их имплантировали, а во многих больницах столиц и городов.

Отделение покойного Григорова заботой Званцева вошло в состав Института хирургии имени Вишневского, и занимало целый этаж в тридцатом корпусе четвертой Градской больницы.

И в кабинете руководителя Московского Центра кардиостимуляции доктора Андрея Михайловича Жданова висел портрет основоположника кардиостимуляции в нашей стране, покойного заслуженного деятеля науки профессора Сергея Семеновича Григорова.

Глава шестая. Ноктюрн

Не развлеченье шахматы, а искра,

Что вызовет пожар ума без риска.

Спустя много лет после первого приезда постаревший Костя Куликов снова был у своего друга Саши Званцева. На этот раз в Москву его привела стенокардия. И после долгой разлуки, верные своей Белорецкой традиции, два старика прежде всего сели за шахматы и сыграли вничью очередную партию. Костя встал и прошелся по кабинету:

— Уф! Тяжко, старче, играть с шахматным композитором. Играешь и ждешь, что он выкинет какой-нибудь сверхъестественный фортель. Вроде, как с шахматным колдуном играешь.

— Если говорить о колдунах и волшебниках, то вот посмотри на этот фотопортрет, что висит на стене ниже Танюшиного.

Костя поправил очки и вплотную подошел к фотографии.

— Тебя вижу с кем-то. Где это вас сняли и по какому поводу?

— В Кремле. В Георгиевском зале во время Всесоюзного съезда изобретателей.

— То, что ты изобретатель, знаю, но про съезд ты ничего не писал.

— Ну, как же! Я ведь один из организаторов Всесоюзного общества изобретателей, бессменный член редколлегии журнала “Изобретатель и рационализатор”. Мы совместно с полярным летчиком Героем Советского Союза Мазуруком написали письмо научных деятелей в правительство и ЦК партии о необходимости создания такого общества.

— Ну, тебя понятно надо было запечатлеть. Но кто, старче, твой собеседник?

— Он, друже, имеет на это право неизмеримо больше, чем я. Это волшебник!

— Шутишь?

— Нисколько. Садись. Я тебе расскажу о нем. И кое-что о шахматах, которые нас с ним сблизили.

Костя уселся поудобнее в кресло и Саша начал свой рассказ:

— Ты извини меня, друже, но я начну по-писательски издалека, “от печки”, с широкой мраморной лестницы Кремлевского дворца. Вступая на нее, вспомнил я, как когда-то поднимались здесь цари в роскошных одеяньях, бояре в собольих шубах, позднее вельможи в седых паричках и золоченых кафтанах. И, конечно, ослепительные дамы, сверкающие оголенными плечами и бесценными драгоценностями. Представил себе и стройных генералов в белоснежных мундирах с эполетами и бриллиантовыми звездами. Может быть, проходя под батальной картиной, висящей над лестницей, кое-кто из них узнавал детали перенесенного ими боя.

Теперь вместе со мной вверх стремилась толпа совсем иных людей в современных пиджаках, многие с колодками государственных наград. Среди них и женщины, скромно причесанные, в строгих костюмах.

Направлялись мы не в красочную Грановитую палату с полукружьями старинных сводов, а заворачивали влево в длинный Большой Кремлевский зал с хорами для музыкантов. Внизу на сияющем паркете под их музыку грациозные пары прежде танцевали котильоны, мазурки, вальсы.

Теперь зал был переделан для больших собраний, съездов. Но оказался для этого крайне неприспособленным. Оратора едва слышали в первых рядах. Пришлось каждое место снабдить радионаушником. И я, делегат Всесоюзного съезда изобретателей, сидел в самом зале, а как бы слушал его трансляцию.