Мёртвая зыбь

— Да. Боюсь, не слишком меня поняли, но коня всем жалко, да и шахматы объединяют. Вот не медики меня и поддержали. Председатель на большинство голосов любил ссылаться, ну и согласился. Тут я с помощью местного кузнеца Михая потрудился, пока мой пациент на трех ногах прыгал. Потом с ассистентами фельдшером и колхозным конюхом операцию провели. Лошадь усыпили, костный перелом соединили и по обе его стороны на вбитых в здоровую кость гвоздях закрепили два обручи, крепко стянув их винтами. Так и оставили конягу досыпать. А он очнулся и к удивлению нашему на все четыре ноги встал. Лучше здоровой кости обручи с винтами, как в железном сапоге, ногу ему держали. И срослась у него нога скорее, чем загипсованная. Под нагрузкой кровообращение лучше оказалось. Вскоре сняли мы с него кузнечной работы аппарат.

— И что потом?

— Доложил я по медицинской инстанции, но никто мне не поверил, потому что хирургия самая консервативная отрасль медицины. Ведь ножом в тело больного вторгаются. А по Гиппократу “Не повреди!”.

— Но как же признали вас, профессором сделали?

Илизаров усмехнулся:

— Лишился я шахматного партнера. Выдвинули учителя в область очень высоко. И вытащил он меня в областной центр. Вот туда я вас приглашаю приехать, и все там покажу.

— А в Москве нельзя? — робко спросил я.

Профессор снова рассмеялся:

— Только в одной клинике областного подчинения МОНИКИ пошли мои аппараты, уже сверкающие никелем, а в соседних городских больницах — гипс…

— Не только интересно, старче, но и поучительно. Давай дальше, — требовал Костя.

— Я сошел с поезда в Кургане, — продолжал Званцев, — в одном из первых сибирских городов за Уралом.

Профессор Илизаров прислал на вокзал машину. Сам встретил меня на ступеньках подъезда нового многоэтажного здания своего института.

Мы шли операционно чистыми коридорами, поднимаясь с этажа на этаж. Двери в палаты перемежались просторными холлами с мягкой мебелью и телевизорами. В одном из них со столами для игры в пинг-понг он задержался, подошел к ближнему игроку и спросил:

“Ну, как? Проигрываешь?”

“Нет, Гаврила Абрамович, пока удалось выиграть”.

“Небось с ракеткой в левой руке несподручно?”

“Ну, что вы, профессор! Я, как вы наказали, в переломанной ее держу.”

“А ну покажи гостю.”

Игрок положил ракетку и засучил правый рукав пижамы.

Я увидел между локтем и кистью два сверкающих обруча, соединенных золотистыми анодированными винтами.

“Вот вчера привели его с поломанной рукой, мы и укрепили ее браслетами”.

“И уже сегодня в настольный теннис играет?” — удивился я.

“Это не игра, а лечебная процедура”, — строго ответил профессор.

“Ну конечно!” — согласился я, вспомнив колхозного коня.

“Вчера уехал от меня иностранец”.

“Посетитель? Врач?”

“Нет. Знаменитый путешественник, спутник Тура Хейердала на плоту “Кон-тики”. Перед запланированным альпийским походом ногу сломал и примчался сюда, чтобы успеть к восхождению. Даже не успели аппарат снять. Взялся сам это сделать во время подъема”.

Я только головой покачал.

При выходе из холла нам встретился плечистый загорелый мужчина с кубком в руке:

“Это вам, профессор, от самого народного академика Терентия Мальцева”.

“Так я ж Терентия Семеновича не лечил!” — запротестовал Илизаров.

“Зато соревнующегося тракториста в строй ввели. Помните, как я убивался, что в Мальцевском полевом соревновании участвовать не смогу. Вот вы на поломанную ногу свою петрушку приладили. И я педалями орудовал не хуже здорового. Первым в поле оказался. Вот кубком наградили. А он ваш по праву. Прошу принять. Не обижайте”.

“Ладно, ладно, первый тракторист. Поставим в моем кабинете как достижение института. А тебе аппарат пора снимать. Иди в перевязочную. Я подойду посмотрю, как ты педали выжимаешь?”

Благодарный тракторист передал кубок профессору и направился к знакомой процедурной. Илизаров, смотря ему вслед, заметил:

“Сколько в шахматы играю, а спортивной награды не заработал. А тут на тебе — кубок, да еще какой красивый!”

“А я вам, Гаврила Абрамович, шахматную награду привез”.

“Так где ж она? У меня вторая рука свободна”.

“Доска нужна”.

“Пошли. У меня в кабинете найдется. Рядом с кубком вашу поставим”.

По дороге в профессорскую нам встретился высокий улыбающийся парень с ракеткой в руке.

“Три недели назад он был мне по плечо, коротконогий. Теперь на полголовы выше меня. К баскетболу готовится. В команду из-за роста не брали. Вот мы и удлинили ему ноги, чтоб кубки зарабатывал”.

“То есть, как это удлинили?” — поразился я.

“Переломили ему под прессом аккуратненько обе ноги и закрепили кости нашими аппаратами, чтобы срастались, только врачи каждый день винты чуть поворачивали, кости раздвигали. Увеличивали в месте искусственного перелома пространство. А оно заполнялось новым костным образованием. И ноги у парня удлинялись”.

— Прямо сказка про доброго волшебника, — восхитился Костя. — Чем наградил-то его?

— У меня не было ни золотого кубка, ни художественного комплекта шахмат, ни подарочного издания редкой книги Капабланки или Ботвинника. Я мог преподнести Илизарову только собственную шахматную мысль в виде посвященного ему этюда-миниатюры.