Мир Александра Галича. В будни и в праздники

Моды проходят, устаревают причины, которые формируют те или иные привычки, склонности, и в семидесятых годах пальто в ателье, как правило, не шили – вот тот самый анахронизм, сдвиг во времени: «Снижение удельного веса услуг по ремонту и пошиву одежды и обуви – следствие более быстрого роста других видов услуг, а также результат увеличения розничной продажи, расширения ассортимента и повышения качества готовых изделий. Это особенно относится к повышению качества готовых изделий. Что касается услуг по индивидуальному пошиву одежды, то в будущем не следует ожидать слишком резкого снижения доли этих услуг. Это определяется размерами значительного неудовлетворенного спроса населения на готовую одежду». Продолжали шить костюмы, заказывали брюки по индивидуальной мерке, и в том кроется несходство, глубокая рознь: два закройщика с брючником могли только запить одновременно, не совместно, но работу их и сравнивать нечего, закройщики – техническая интеллигенция, брючник – аристократ, у него ремесло деликатное. «Гульфик строится по чертежу так: проводим прямую и на ней откладываем точки: верхний край, вогнутое место, выступ, наибольшую длину. Прочертим сначала прямой угол, затем вогнутые и выпуклые кривые в соответствии с чертежом», – что-нибудь поняли? То-то и оно. Тайна для посвящённых.

А про ателье есть забавный анекдот, который лучше показывать, нежели рассказывать, но уж расскажу.

Карамель «Раковая шейка» создал до революции А. Абрикосов. Он же придумал карамель «Гусиные лапки». По-видимому, эта реклама как раз таких конфет, только название после изменилось

Приходит мужик в ателье, говорит: «Гляньте, что вы мне за костюм пошили. Тут косит, тут засборено, тут вообще чёрт-те что». – «Да-да, – говорят в ателье, – вы правы. Сейчас поправим. Так, вот это плечико подымите чуть вверх, а это немного опустите, правую ногу слегка согните в колене, левую предельно распрямите, корпус повернут против оси. Взгляните в зеркало. Хорошо?» – «Хорошо». – «Старайтесь так и ходить». Идёт мужик по улице, а за спиной у него перешёптываются: «Такой урод, и в таком замечательном костюме…»

И пусть себе идёт. Красивой одеждой и похвастать не грех. А мы теперь мысленно переместимся к метро «Динамо» (об этих чудесных местах подробно рассказано и в обеих частях главы «История, которая имела место в Петровском парке и около него», и в главе «И после войны. Взгляд на мир от павильона “Пиво-воды”», и в главе «О футболе как о футболе, и только о нём»), где сержант из милиции, подобно героине песни «Леночка», стоял на посту, регулируя движение городского транспорта, иначе зачем же со свистком мелодичным во рту?

То, что он оставил вверенный ему родиной пост, конечно, его не красит, но с любовью не шутят. Так было, так будет во все времена. А вот название «раковая шейка», по названию полюбившейся народу карамели, у милицейского фургона было не всегда, раньше называлась такая машина «чёрной марусей», позже «чёрным воронком». Отчего «маруся», толковать-перетолковать, хватит на отдельную главку; почему «воронок», ответить можно коротко – по песне.

Чёрный ворон, что ты вьёшьсяНад моею головой.

Ты добычи не дождёшься,Чёрный ворон, я не твой.

В общем, погибаю, но родной народной милиции не сдаюсь. Что же до всенародно любимой карамели, то кузов милицейского фургона по форме напоминал очень большую, не ужевать в одиночку, карамелину. Название «чёрный воронок» помянуто у Владимира Высоцкого в песне про джинна, написанной в 1967 году.

Вот они подъехали, показали аспиду!

Супротив милиции он ничего не смог!Вывели болезного, руки ему за спинуИ с размаху кинули в черный воронок.

Выходит, что и эта подробность ахронологична. А уж как ахронологичны два хмыря из Минздрава, которые рассказали, что та самая Шейла в дурдоме малость очухалась. Карательная психиатрия стала развиваться в СССР аккурат в середине шестидесятых, до того в сумасшедший дом попадали граждане, отягощённые психическими расстройствами, как правило, с определённым диагнозом, там и от настоящих психов было не протолкнуться (см. главу «О литерных психах из больницы № 5, которая находится совсем не там, где принято думать»).

С определённостью утверждать можно лишь одно: жуткое наваждение сошло на сержанта в день воскресный, день выходной. Это милиция на посту ежедневно и ежечасно, а простые советские люди работали шесть дней кряду, но один день – отдыхали, гуляли в парках, посещали выставки, ходили в кино. Те же людские волны, что и в обычный будний день, но поспокойнее, послабее, потише. И только если на стадионе «Динамо» должен был состояться футбольный матч, по столице прокатывала волна, которую еле-еле сдерживала конная милиция, и то до известных пределов.