Мир Александра Галича. В будни и в праздники

Время бутерброда прошло, он больше не в законе, пал лицом вниз, придавленный обстоятельствами, поверженный, неоценённый по достоинству. И только ли бутерброд. Ушли навечно и «наркомовские» сто граммов, и «прицеп». И шалманы ушли (кто хочет вспомнить, пролить слезу, пусть заглянет в главу «И после войны. Взгляд на мир от павильона “Пиво-воды”»), уступили место чинным буфетам в местах культурного отдыха, молодёжным кафе с отчетливо современными названиями – «Юность», «Космос», «Ромашка», «Золотой якорь» (см. для сравнения главу «По горячим следам давно остывшего лапшевника»).

Вытесненные из жизни вещи и понятия уходят – в словарь одни, на свалку иные, и те, и другие – в чулан искусства, если повезёт, что, впрочем, тоже относится к формам забвения, истирания в пыль и ничто от повторений:

Мы научились под огнем ходить, не горбясь,С жильем случайным расставаться, не скорбя.Вот потому-то, наш родной гвардейский корпус,

Сто грамм с прицепом надо выпить за тебя!

До середины шестидесятых годов сохранялись ещё пивные балаганы, где два столика, разумеется, без стульев, прилавок, кран, откуда пиво наливает в кружки, большие и маленькие, разливальщица-буфетчица, и сушки горкой лежат на блюде, крепкие, не сломать, только держать во рту, вроде соски, присыпанной солью, пока не разойдётся постепенно. А там и пивные закрыли, изгнали на задворки, в чащобы. Была пивная чуть подалее от трамвайной линии, именно и впрямь на задворках уголка Дурова, немного пройти по бульвару. Какие там лица маячили, какие люди бродили.

А пивная в Петровском парке, «На семи ветрах»? Как-то выпивали с товарищем в недостроенной и оставленной без шпиля сталинской высотке за этим самым парком, и вспомнились стихи, под разговор и выпивку тогда читали стихи, а не листали планшетники, возможно, и оттого, что стихи тогда были, а планшетников не имелось:

Я приеду к ней как-то пьяненьким,Завалюсь во двор, стану окна бить,А в моем пальто кулек пряников,

А потом еще – что жевать и пить.

«Это кто?» – спросил товарищ. – «Леонид Губанов». – «Лёня Губанов? Это какой, однорукий, что ли?». Был такой однорукий завсегдатай в пивной «На семи ветрах».

Пивная требует упрочения, пивная – на земле, опирающаяся на твердь, утверждённая на плоском месте. Пивной бар – совсем другое. Или верхотура, или вниз по ступенькам, подвал, разновидность катакомб, где каждый тебе, словно первохристианин, и неофит и проповедник. Бродят с кружками от стола к столу, вступают в беседу, неся только им одним известную истину совсем неизвестным им случайным людям. Ищут отклика, единения. Горе человеку быть одному. Быть вдвоём – горе вдвойне. Компания – это когда больше двух.

Попусту ли вопрошают герои песни из кинофильма «Формула радуги» (и этот фильм о роботе, ставшем двойником его создателя, как в фильме «Его звали Роберт»):

Ну, где ты, друг, наш третий друг?

Засыхает плавленый сырок.

Третий нужен, когда набирают должную сумму на бутылку, чтобы потом вместе «взять по банке». Это отдельный и важный штрих. Пили-то, скинувшись, не в помещении, а на улице – в сквере, где «детские грибочки», по слову Высоцкого, на площадке для активных игр; там имелся обычно деревянный домик, дети туда не лазили, домик был обжит взрослыми дядями, выпив, они ещё могли в таком домике и отлить накопившееся.

Плакат к фильму «Осенний марафон», фильму, который представлялся автору сценарий совсем другим. Но как вышло, так вышло

Процесс выпивки стационарной обставлен многими ритуалами – об этом пространно говорится в сценарии фильма «Осенний марафон»: выпить, посидеть, помолчать, тостуемый пьёт до дна.

Ритуалы, в упрощённом, облегчённом, усечённом виде сохраняются и при такой вот будничной или «технической» выпивке под открытым небом, художники сказали бы − на пленэре.

И бывают ситуации, когда третий нужен не от нехватки финансов, какая нехватка, если плавленый сырок уже куплен. Да неужто на сырок хватило, а на выпивку недостало? Присутствие третьего – ритуальное, необходимое, непременное: втроём, как три товарища, три танкиста, три богатыря, три медведя на велосипеде. Выпить и поговорить. И ещё выпить, и продолжить разговор.

Котельная. Это и есть печь

И в другой своей песне «Вальс его величества, или Размышления о том, как пить на троих» АГ изображает эту самую номенклатуру питья, систему присущих ей мер и весов, очерёдность, продиктованную обстоятельствами и приноровленными к обстоятельствам правилами (см. главу «Кусты, на которых растут стаканы, она же – Ars vine aqua»). Об этом пойдёт речь потом, а сейчас вернёмся к песне о малярах и об истопнике.