Мир-Али Кашкай

Отчет отчетом. Но сохранились сведения, которыми М. Кашкай мог делиться только с близкими ему людьми. Он был потрясен увиденным в США. Не богатством, не мощью, не блеском. Он увидел то, чего не хотел замечать или упорно, поразительно долго игнорировал официальный Советский Союз, — резкий скачок научно-технической революции, которую Америка поставила себе на службу и сделала это так, как ни одна другая страна в мире. Некоторые штрихи, отголоски этого восхищения можно без труда уловить и в отчетах М. Кашкая. Его американские коллеги не могли не заметить удивления, переходящего в нескрываемый восторг от увиденного в великолепно оснащенных лабораториях и первоклассного оборудования промышленных производств. По сравнению с их технологиями советские пробирки и мензурки вызывают уныние, говорил он позже своим ученикам и близким.

И тут, пожалуй, есть смысл привести рассказ М. Кашкая, который не мог войти ни в отчет, ни в его поздние воспоминания, — азербайджанскому ученому было сделано заманчивое предложение остаться в США. Об этом он много лет позже поведал дочери Хабибе-ханум. Вот ее рассказ:

«Вы вполне могли бы воспользоваться достижениями научно-технического прогресса в США, до которого вашей стране еще далеко», — не раз шутили сопровождавшие азербайджанского ученого американцы. Чаще других этой темы касался профессор В. Ридев из Института океанографии Калифорнийского университета. К концу пребывания эти шутки и намеки приобрели как-то незаметно форму конкретного предложения: остаться, возглавить один из центров, занимающихся разработкой проблемы алунитов. Ведь академик Кашкай, как никто другой в мире, продвинулся в данной области!

Много позже, не без боли вспоминая эти разговоры в штате Юта, он заключал: «Можно было бы, конечно, принять предложения и остаться. Науке была бы большая польза. То, чего годами приходится пробивать в Баку, там, в США, я бы добился в считаные недели. Да что я без Азербайджана… И не было бы это предательством вас, тогда еще несмышленышей», — говорил он, обращаясь к нам, возможно, чувствуя, что мы не до конца разделяли доводы отца».

Но вернемся к тем, американским, дням в жизни Кашкая.

При официальных беседах с американскими учеными и сотрудниками лабораторий университетов, управлений рудников и геологии США выяснилось, что ученые и практические геологи наших стран в своих поисках движутся примерно в одном направлении. Их удивил довольно высокий уровень исследований в СССР.

В частности, американцы проявили большой интерес к сообщениям Кашкая по исследованию и использованию алунитов. В то время Кировабадский завод по переработке алунитов (ныне Гянджинский) являлся первым в мире производством, созданным на базе алунитового месторождения. Аналогичные месторождения Мэрисвейл в штате Юта не разрабатывались.

Констатировав это несомненное национальное достижение, Кашкай тут же сообщает о том, как далеко ушли в США в разработке перлита, где «построено более 150 заводов по производству вспученного перлита. В СССР только приступили к постройке аналогичных предприятий». Тут Кашкай счел нужным упрекнуть в нерасторопности советские планирующие органы: «Специфика перлитов такова, что их следует возить до места потребления, где строятся заводы; в США перлиты перевозятся на расстояния более 3000 км». Каждому было понятно, что Кельбаджарский район, где академик нашел месторождение перлита, отделяют от крупнейших индустриальных центров — Баку, Кировабада, Мингечаура, Сумгаита — пара сотен километров…

Вслед за этим замечанием следует другое: в Калифорнии, вблизи от разрабатываемых месторождений ртути, на базе дарового глубинного пара построены электростанция и заводы по переработке руды и ртути, что экономически весьма рентабельно. Аналогичные геологические условия и возможности переработки руды и ртути имеются в Кельбаджарском районе; при этом также можно использовать подземное тепло горячих минеральных источников курортного района Исти-Су.

Эта была не последняя научная командировка академика Кашкая. Ему еще предстояло выступить на международных геологических конгрессах, побывать во многих центрах мировой науки. Лекции, прочитанные в университетах США, принесли ему широкую международную известность.

В кашкаевском архиве переписка с американскими учеными занимает значительное место. Из Нью-Йорка ему писали Петер Ипма (Колумбийский университет), директор института перлитов Ф. М. Кода (Филадельфия), Г. Фауль. Их письма, часто просто поздравительные открытки, научные публикации как бы иллюстрируют перемены в советской жизни.

Наступила пора больших надежд, исканий и свершений.

Из воспоминаний академика Митата Аббасова:

«Выбор тогда пал на Кашкая не случайно. К этому времени он уже входил в когорту выдающихся советских ученых-геологов. Его труды получили широкую известность. Он находился в зените признания и славы».

* * *

Птица счастья взмыла высоко вверх.