Для Кашкая в этом вопросе не было дилеммы. Его совет был таков: «Кара, ты принадлежишь азербайджанскому народу, и этим все сказано. Что бы здесь, в Баку, ни происходило, какие бы интриги вокруг тебя ни плелись — все это ничто по сравнению с тем, что вышло из-под твоего пера. Ты оставляешь архив не местным бюрократам, а завещаешь своему народу. Я свято верю в это, как верю в прогресс, в науку».
…А утром он вновь обнаружил на столе письмо начальника отдела кадров: «Напоминаем Вам, что срок Вашего избрания истекает 16 марта 1976 г.». Прочел, усмехнулся и продиктовал несколько строк президенту: мол, срок академика-секретаря действительно истекает 16 марта 1976 года, но к чему ему об этом напоминать, коли вот уж как два года академик М. Кашкай переведен на штатную должность члена Президиума АН Азербайджана?
В Академии ни для кого уже не было секретом, что на место М. Кашкая подыскивают нового человека. Называлось даже имя вероятного кандидата. Впрочем, его вычислить не составляло особого труда, ибо люди, наученные безошибочно угадывать пристрастия нового начальства, видели, что бессменный академик-секретарь никак не вписывается в рамки новой кадровой политики. Впрочем, в ту пору возню вокруг Кашкая в высоких инстанциях объясняли куда как просто: молодой, энергичный президент жаждет влить «свежую» кровь в академические структуры, придать всей работе АН больше динамизма, добиться большей отдачи и эффективности.
Истинные причины удаления М. Кашкая, да и других заметных фигур, стали ясны много позже, когда открылись шлюзы для заполнения академического корпуса «своими» людьми.
Но в целом процесс разложения научной среды начался в середине 70-х. Впрочем, это тема другого разговора, а тогда, в описываемый день, наш герой получил дополнительно весомый аргумент в пользу своей немедленной отставки. Одна из сотрудниц геохимической лаборатории обратилась к нему с просьбой помочь сыну в поступлении в университет. «Парень с отличием закончил школу, но каждый раз ему искусственно занижают оценки», — уверяла она. На недоуменный вопрос профессора: «Как же такое возможно?» — она вдруг завелась, и ее нельзя было уже остановить: «Это становится неизбежным, уважаемый профессор, потому что дети партийных работников поступают по высочайшей протекции, а отпрыски торгашей — за деньги!»
Бесстрашно глядя в расширившиеся от удивления зрачки академика, она продолжала: «Может быть, вы не знаете и того, что давно существует такса на факультеты. Самые высокие цены на юрфаке и востфаке. Вы, конечно, очень удивитесь, но на геофаке много не берут. В мединституте приемом занимается не комиссия и не ректорат… Профессор, я слишком вас люблю и уважаю, чтобы продолжать этот недостойный вас разговор. Но поверьте, за пределами вашего кабинета — другая жизнь! Ваши представления о ней безнадежно устарели!»
Сумбурная речь несчастной женщины наилучшим образом доказывала то, в чем он не хотел себе признаться. Он действительно зарылся в науку и не заметил новых поветрий. Все эти люди — и сын, согласный за деньги получить образование, и родитель, покупающий диплом, и педагог, обучающий за взятку, — вдруг словно встали перед его мысленным взором в полный рост… Он не был настолько наивным, чтобы не понимать, что это уже не отдельные факты, а ставшая грозной реальностью деградация системы, в которой он сам занимал далеко не последнее место. Неожиданно подумалось: «А ведь права лаборантка, я безнадежно отстал и по большому счету занимаю чужое место. В этом кабинете должен сидеть другой человек, и тогда между академическими кабинетами вновь возникнут столь необходимые для рабочей атмосферы гармония, взаимопонимание, взаимосвязанность и единство устремлений. В этом оркестре мне уже не играть. Я создаю только диссонанс».
«Прошу освободить от занимаемой должности…»
Он отказался враз от всего — и от должности академика-секретаря, вместе со всеми благами и льготами, представляемыми этой важнейшей ключевой позицией в Академии, от председательства в Комиссии по развитию естественных производительных сил республики, чем особенно гордился, от обязанностей члена редколегии журнала «Наука о Земле».
Должности и посты, сколь бы они ни значили, были ничто по сравнению с главной целью его жизни — служением науке. Он, в сущности, освобождал себя от пут, которые мешали ему довести до конца важнейшую работу последних лет. Она представлялась ему особенно важной, как бы заключительным этапом в его долгом научном поиске. Речь идет о геохимической карте Азербайджана, к составлению которой до Кашкая никто не подступался.
«Зав. фондом Института геологии АН Азерб. ССР тов. Хусид Ф. С.
Во исполнение постановления Президиума от 26 декабря 1976 года и Ученого Совета Института геологии отделу геохимии и минералогии рудных месторождений поручено завершение весьма трудоемкой работы — «Геохимическая карта Азербайджана».
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное