Мир-Али Кашкай

Коллеги Кашкая немало удивлялись тому, какую этимологическую интерпретацию давал Мир-Али каждый раз сибирской топонимике. И откуда что бралось? Не филолог же он, чтобы так изобретательно и искусно играть словами.

И тем не менее кажется странным, что его, можно сказать, поэтическая натура, всегда очень эмоциально отзывавшаяся на роскошное великолепие сибирских ландшафтов, ни разу не потянулась к блокноту, чтобы запечатлеть в памяти увиденное в стихах или в какой-либо иной литературной форме. Как свидетельствуют родные, он часто возвращался к сибирским страницам своей юности. И особенно подробно и восторженно рассказывал о первой своей экспедиции на Алтай. В статьях же исследуемая территория предстает в чисто профессиональном, детальном и точном описании:

«Район входит в состав Горной Шории, расположен на Юго-Западном склоне Кузнецкого Алатау и представляет собой гористую местность с мягким рельефом, изрезанным сетью горных рек и долин.

Высоко поднимающиеся вершины Пустаг, Кизимес, Учташ, Татуя, Куббес сложены из изверженных пород.

Вершины этих гор уже успели обнажиться денудацией, а некоторые вершины, как, например, горы Куббес, сложенные из более твердых, кремнистых серицито-кварцевых контактовых пород, не успели еще полностью денудироваться, и на этой горе мы наблюдаем резко поднимающуюся, высокую древнюю покрышку.

Нередко на таких вершинах (Пустага, Куббеса) встречаются болота, и их склоны, как вообще весь горно-шорский район, покрыты непроходимой тайгой и густой травой.

Для более высоких частей района из растительности характерны кедры, на склонах встречаются, главным образом, пихта, а также береза и осина.

Ввиду густоты растительного покрова район беден естественными обнажениями, которые мы имеем возможность изучать лишь на высоких вершинах, на крутых склонах и на берегах глубоко резанных горных речек»^{21}.

Вполне реально, пользуясь этим описанием, нарисовать весьма впечатляющую живописную картину или вычертить убедительную карту.

Отсутствие в творчестве Кашкая каких-либо литературных следов о пребывании на Алтае, откуда когда-то двинулся тюркский этнос через тайгу, великие реки, гигантские пространства, минуя Кавказский хребет, к берегам Босфора, можно объяснить и так. Молодой ученый смотрит на мир глазами геолога, и мышление его сугубо рационально. Он понимает, что от его работы в экспедиции зависит дальнейший научный поиск. Главное — собрать материал, проанализировать и на этой основе подготовить статьи, каждая из которых, и это он хорошо знает, пройдет сквозь сито придирчивого чтения его научного руководителя Лебедева, станет предметом полемического обсуждения на коллоквиумах.

Видимо, сосредоточиваясь на поставленных задачах, он поначалу не разрешал себе отвлекаться на «лирику», а потом это уже становится привычкой или, скорее, принципом его изыскательской работы.

В устных же своих выступлениях и лекциях он, обращаясь непосредственно к аудитории, был куда более эмоционален и красноречив, любил блеснуть ярким афоризмом, занятной историей, любопытной жизненной подробностью — всем тем, что способно было заинтересовать слушателя и разбудить его воображение.

Итогом сибирских экспедиций явились три научные статьи. Первые из них были опубликованы в трудах Петрографического института — «К петрографии интрузивных пород железорудных месторождений Кондомского района», а также «К петрографии западного склона Кузнецкого Алатау». Они представляют, по признанию автора, обработку части материалов, полученных при работе в составе Алтайско-Кузнецкой петрографо-геохимической экспедиции под руководством П. И. Лебедева.

Кондомская группа железорудных месторождений, открытая геолого-поисковыми партиями в 1931 году, представляла особый научный и практический интерес. М. Кашкай, продолжая исследования своих предшественников, побывавших в районе, дает точную и обширную характеристику довольно большой площади.