Мир-Али Кашкай

«Я собрал всю мировую литературу по данному вопросу, — говорил Кашкай, — чтобы, кратко охарактеризовав тешениты различных стран, иметь возможность более убедительно высказать свои соображения о механизме и форме образования тешенит-пикритовых пород, оттенить остроту спорного вопроса о наличии в этих породах нефелина и, наконец, установить место пикрито-тешенитовых пород Талыша в системе Малого и Большого Кавказа»^{62}.

С интересом было встречено и следующее сообщение диссертанта:

«Мною изучены все рудопроявления в ультраосновных породах Азербайджана. Разведка велась по линии Азгеоуправления, были организованы специальные научные экспедиции, возглавляемые мною. В результате мне посчастливилось открыть новое месторождение хромитов на Шахдаге».

В связи с этим возник вопрос и о генезисе платины, обнаруженной исследователем. Вот его заключение:

«Нахождение небольшого самородка платины и рассеянного, как показали штуфные пробы, позволяет оптимистически относиться к платиноносности гипербазитов Закавказья»^{63}

.

Постановление ученого совета Геологического института им. И. М. Губкина АзФАН об успешной защите и присуждении соискателю М. А. Кашкаю степени доктора геолого-минералогических наук было подписано в мае 1942 года. Через год решением Высшей аттестационной комиссии «гражданину Кашкай Мир-Али Сеид Али оглы присуждена ученая степень доктора геолого-минералогических наук».

Диплом же доктора наук за номером ГМ № 000016 он получил уже после войны, весной 1946 года.

Это, несомненно, был крупный шаг в научной карьере М. Кашкая.

ПОСЛЕДНИЙ БАРЬЕР

Рождение в ту пору доктора наук, к тому же естествоиспытателя, к тому же азербайджанца да еще и столь молодого — тридцати пяти лет, стало событием. АзФАН не случайно доложил об этом своем достижении во все инстанции, в первую очередь в ЦК АКП(б), где делались соответствующие пометки в соответствующих справках, записках, докладах.

Газеты, заполненные сводками о боях на фронтах Великой Отечественной войны и рапортами о трудовых буднях нефтяников, машиностроителей, химиков, тем не менее сочли нужным оповестить читателей о крупном событии в научной жизни республики — азербайджанец стал доктором геолого-минералогических наук: «Это еще один весомый вклад в победу над гитлеровскими захватчиками!»

Словом, речь шла о факте, находящемся в центре внимания прежде всего партийного руководства, широких кругов научной и творческой интеллигенции. И те и другие не могли не обратить внимания на то, что молодой ученый, занявший заметное место в структурирующейся академической сфере, был беспартийным.

Собственно, в самом этом факте для меня, как исследователя жизни выдающегося ученого, ничего неожиданного не было. М. Кашкай следовал внутренней жизненной установке — «держаться подальше от политики». И, несколько забегая вперед, отметим, что в этом он всегда стремился сохранять последовательность.

В 1935 году в Ленинграде среди корифеев русской геологической школы нежелание начинающего ученого вступить в ряды правящей партии могло восприниматься как вполне допустимая интеллигентская вольность. Но в 1942 году, в разгар кровопролитнейшей из войн, исход которой был не ясен, прочерк в анкете перед графой «партийность» мог вызвать вопросы, на которые не так-то просто было найти убедительный, а самое главное — приемлемый ответ. К тому же непосредственное начальство Кашкая, руководство АзФАН, не скрывало, что имеет виды на молодого, перспективного ученого.