Мир без границ

– Эй! – закричали ему вслед сокурсники, но он, казалось, не обратил на них никакого внимания. По пути Маевский прижал левую руку к уху – судя по всему, Виолетта тоже довольно громко требовала, чтобы он вернулся, или спрашивала, что он задумал.

Эмма оглянулась на растерянно глядевшего ему вслед Аркадия и заспешила следом за Любимом. Светильников, помедлив пару секунд, двинулся в ту же сторону, переложив ребенка на левую руку и ведя по стене тыльной стороной правой ладони. Свет больше не зажигался, но молодой человек обходился и без него, очертания стен и дверей по-прежнему стояли у него перед глазами.

– Аркадий! – позвала его Виолетта. – Хватай их обоих быстрее, и я вас забираю!

– Да-да, сейчас, – пробормотал хроноспасатель, ускоряя шаг. Ребенок у него на руках, до сих пор тихо хныкавший, начал громко всхлипывать, готовый расплакаться в полный голос.

Любим, а за ним и Эмма к тому времени уже скрылись еще в одной каюте, и теперь оттуда доносились какие-то голоса. Сначала мужской, вроде как Маевского, потом – женский… и точно принадлежавший не Веденеевой, гораздо более низкий! Аркадий перешел на бег, поднимая фонтаны ледяных брызг, и дернул на себя дверь каюты в тот самый момент, когда из нее выскочили ему навстречу напарники. Эмма по-прежнему держала на руках двух младенцев, а Любим – одну подросшую девочку, как показалось Светильникову, лет четырех или пяти.

– Эмма, Любим! Аркадий! – зазвенел у него в ухе голос Виолетты, такой взволнованный, что они едва узнали его. – Приготовиться к переброске!!!

Многочисленные тренировки и практические занятия не прошли даром для Светильникова: едва услышав приказ, он машинально прижался к Эмме плечом, а потом обхватил ее за талию свободной рукой. Дотянуться до Маевского он не мог, но надеялся, что тот тоже как-нибудь прицепился к девушке и сейчас их всех заберут в родную эпоху. Но диспетчер молчала. Вместо нее Аркадий внезапно снова услышал тот низкий женский голос, шедший из каюты, где только что побывали его сокурсники.

– Куда вы их? Зачем? – спрашивала та женщина каким-то безнадежным, даже равнодушным тоном.

Вспыхнул свет, и Светильников, вытянув шею, заглянул в каюты через полуприкрытую дверь и увидел растрепанную и заплаканную женщину лет тридцати, которая медленно брела к выходу почти по пояс в воде.

Если она и хотела помешать Любиму унести куда-то ее ребенка, то явно сомневалась в том, стоит ли это делать.

– С ними все будет хорошо, я вам обещаю! – крикнул ей Маевский, а потом, чуть запрокинув голову, добавил, обращаясь к низкому потолку: – Виолетта, забирайте нас, мы готовы!

Вместо ответа над правым ухом Аркадия послышалось приглушенное ругательство, чего диспетчер на его памяти тоже никогда себе не позволяла. Ребенок на руках у Светильникова все-таки расплакался, и его рев тут же подхватили все остальные дети.

В тот же миг в конце коридора появилась еще одна женщина. Аркадий узнал ее – мать ребенка, спасенного Эммой, и ее возвращение на нижнюю палубу означало, что спасатели задержались в 1912 году на целых пять минут дольше, чем требовалось. «Сколько же энергии на это ушло?! – изумился про себя Светильников. – И чего они тянут, не случилось ли там чего-то с аппаратурой?..»

Вбежавшая в коридор женщина увидела трех незнакомцев с детьми на руках, узнала розовый костюмчик своего сына и метнулась к ним, но поскользнулась и плюхнулась в воду, на мгновение окунувшись в нее с головой.

– Стойте! – крикнула она, выныривая и протягивая руки к хроноспасателям. Свет мигнул, потом снова вспыхнул и снова погас, но за секунду до того, как в коридоре стало темно, Эмма, глядя на спешившую к ней женщину, молча прижала палец к губам.

«Ну чего нас не забирают?!» – Аркадий чувствовал приближение паники. Мысль о том, что они останутся на корабле, который через час утонет, с каждой секундой казалась ему все более реальной.

Неожиданно вокруг стало еще темнее – исчезли далекие отблески света из конца коридора, исчезли плохо различимые контуры дверей и силуэт бегущей к ним женщины. А вместе с этим исчезли и звуки, и даже ощущение пробирающего до костей холода от затопившей нижнюю палубу воды. Светильников и его коллеги возвращались домой, в XXIII век.

Свет, звуки и прочие ощущения вернулись так же резко, как и исчезли. На гладкую площадку для перемещений во времени мгновенно натекла лужа ледяной воды, и Аркадий, поскользнувшись в ней, растянулся на металлической поверхности, чудом успев упасть на бок и поднять ребенка как можно выше. Эмме с Любимом удалось устоять на ногах, и они, пошатываясь, осторожно, как по льду, зашагали к краю скользкого круга.

К ним со всех сторон спешили сотрудники ХС, в том числе и спасатели, побывавшие вместе с ними на корабле. Их, по всей видимости, вернули в XXIII век вовремя. Один из них, приближаясь к Аркадию, что-то говорил, да и другие, как показалось молодому человеку, тоже не молчали, но он их не слышал – все звуки в зале заглушал младенческий плач.