Мир без конца

– Хороший вопрос, Мегг. Оставляю тебя за старшую. Когда перестанете доставать друг до друга, начнете работать тройками – третий будет стоять на лестнице.

Мегг схватывала быстро.

– А потом четверками – двое на лесенке…

– Да. Хотя к тому времени люди устанут, понадобятся свежие силы.

– Это верно.

– Приступайте. Я приведу еще десятерых, места много.

Мегг обратилась к добровольцам:

– Эй, разбивайтесь на пары!

Люди принялись зачерпывать ведрами воду. Мерфин услышал, как Мегг командует:

– Дружнее! Зачерпнул – поднял, передал – выплеснул! Раз-два, три-четыре! А что, если петь, чтобы легче работалось?

Она запела – сильным, густым голосом:

Жил на свете рыцарь славный…

Эту песню знали все, и следующую строку пели уже хором:

Меч его остер и смел…

Мерфин немного понаблюдал. Очень скоро все промокли насквозь, а уровень воды почти не понизился. Трудиться придется долго.

Юноша перелез через частокол и спустился в лодку к Иэну.

На берегу ждали еще тридцать добровольцев с ведрами.

Мерфин наладил работу на втором коффердаме, оставив там за старшего Марка-ткача, затем стал понемногу подменять уставших добровольцев отдохнувшими. Иэн-лодочник выбился из сил и передал весла сыну. Вода внутри коффердамов убывала мучительно медленно, дюйм за дюймом. А когда ее все-таки стало заметно меньше, дело застопорилось, ведь теперь требовалось поднимать ведра выше.

Мегг первая поняла, что держать равновесие на приставной лестнице с полным ведром в одной руке и пустым в другой невозможно. Она наладила одностороннюю передачу: сначала полное ведро вверх по лестнице, затем пустое вниз. Марк-ткач тоже додумался до такого.

Люди час работали, час отдыхали, но сам Мерфин трудился без продыха. Он собирал добровольцев, наблюдал за переправой к коффердамам и обратно, заменял треснувшие ведра. Большинство мужчин в перерывах между трудами пили эль, и днем случилось несколько происшествий: кто ронял ведра, а кое-кто и вовсе попадал с лестниц. К таким с повязками и мазями подходила мать Сесилия, ей помогали Мэтти-знахарка и Керис.

Увы, слишком быстро стало темнеть, и работу пришлось прекратить. Оба коффердама удалось опустошить больше чем наполовину. Мерфин попросил всех прийти завтра утром и отправился домой. Съев несколько ложек материнского супа, он уснул за столом и проснулся только для того, чтобы завернуться в одеяло и лечь на выстеленный соломой пол. Открыв глаза на следующее утро, он первым делом подумал, придет ли кто-нибудь из добровольцев сегодня.

При первых утренних лучах юноша с неспокойным сердцем поспешил к реке и увидел Марка-ткача и Мегг Роббинс. Ткач неторопливо дожевывал огромный кусок хлеба, а Роббинс зашнуровывала сапоги, надеясь не промокнуть. Полчаса просидели втроем, и Мерфин уже начал подумывать, как обойтись без добровольцев. Затем появились молодые парни, неся с собой завтрак, за ними послушники, а потом и все остальные.

Приплыл лодочник, и Мерфин велел ему перевезти Мегг с людьми.

Добровольцы приступили к работе. Вторые сутки давались труднее. После вчерашнего все устали. Каждое ведро приходилось поднимать примерно на десять футов выше, но уровень воды неуклонно понижался, и уже проглядывало дно.

Вскоре после обеда показались первые повозки с каменоломни. Мерфин велел выгрузить камни на пастбище и переправляться на пароме в город. Чуть позже в коффердаме Мегг плот стукнулся о дно.

Когда воды внутри не осталось, еще пришлось разобрать и поднять сам плот, бревно за бревном, вверх по лестницам. Десятки рыбин бились на мокром песке, их собрали сетями и раздали добровольцам. Наконец Мерфин встал на приступку, усталый, но с ликованием в сердце, и долго смотрел вниз, в двадцатифутовый колодец, на плоское илистое дно.

Завтра он засыплет в каждый коффердам по несколько тонн мелких камней, скрепит камни раствором, и получится мощный неподвижный фундамент.

А потом начнется строительство моста.

* * *

Вулфрик словно ополоумел с горя.

Он почти ничего не ел и перестал умываться. Исправно вставал на рассвете, ложился, когда темнело, но не работал и не прижимался к Гвенде по ночам. Когда девушка спрашивала, что с ним, он отвечал, что не знает. Приблизительно так же он отзывался на остальные вопросы, а то и просто хмыкал.

В любом случае в полях оставалось не много работы. Наступало то время года, когда крестьяне усаживались перед очагом, шили кожаные башмаки, резали дубовые лопаты, ели соленую свинину, моченые яблоки и капусту. Заботы о пропитании Гвенду не посещали: у Вулфрика еще оставались деньги от продажи урожая, – зато крайне беспокоил сам Вулфрик.

Он с самого детства жил трудом. Бывают любители поплакаться и побездельничать, которым каждый свободный день в радость, но Вулфрик был не из таких. Поле, урожай, скот, погода – вот о чем он хлопотал. По воскресеньям не находил себе места, пока не придумывал какого-нибудь дозволенного занятия, да и по праздникам, когда трудиться запрещалось, всячески старался обходить этот запрет.