Фантастическому творчеству автора характерны те же черты, что и его реалистической прозе: осуждение псевдогероизма, некая романтизация персонажей – однако при этом, как подмечали критики, «такое впечатление, что перед нами предстают не художественные типы, а герои путевого очерка, и оттого фантастическая проза приобретает реалистический окрас» (
Виктор Конецкий также поучаствовал в создании нескольких фантастических фильмов. Самым известным до сих пор остаётся комедия «Клякский рейс» (1962), к которой он написал сценарий и которая повествует о живом грузе с планеты Кутюк, доставившем немало хлопот перевозившему его экипажу.
Виктор Викторович Конецкий скончался 30 марта 2002 года. В 2007 году Крымская астрофизическая обсерватория назвала Малую планету № 14794 в честь Виктора Конецкого.
Виктор Конецкий. Помполиморсос
Заносы в космосе – явление довольно редкое, но неприятное. Вдвойне неприятное, если корабль попадает в них не в начале рейса, когда весь экипаж, будь он с земли или с других планет, рад, разбежавшись, кинуться в космос, освежиться, смыть с себя пыль, которая неизбежно пристаёт к нашему брату, случись ему надолго «пристыковаться к планете задним местом», как любит говорить второй помощник. Тогда экипажу и чёрт не брат, и разные инопланетные божества не родственники. Другое дело – когда миссия уже заканчивается и космос видится не сияющей сокровищницей, а пустым, тёмным и скучным колодцем, и в сравнении с ним планета прибытия манит земными удовольствиями. Но до удовольствий этих ещё лететь, и три стажёра с Альфа Центавры уже понимают, что из-за задержки на заправочном астероиде они не попадут на звездолёт до дома, и расстраиваются. Впрочем, в конце рейса звереют одинаково все – и земляне, и центавриане.
И тогда хаотичные электромагнитные импульсы, из-за которых то и дело мигают экраны и сбивается навигация, оказываются совсем уж не к месту. Импульсы эти олицетворяют худшее, что есть в космосе, – его непредсказуемость. Человек сперва обуздал природу у себя на Земле, а потом решил перестроить по своему нраву и космическое пространство. Да ещё и другие расы на это подбил. Но как родная природа изредка даёт нам хорошего пинка, так и космос порой щёлкает по носу: не забывайся. От такого щелчка, помню, американский крейсер «Армстронг» совершенно необъяснимым образом ушёл почти в созвездие Стрельца, находясь при этом в рейсе «Земля – Плутон». Злые языки болтали, что капитан «Армстронга», увидев, как сбились показания на приборах, решил, что это вражеская атака и корабль надо немедленно эвакуировать – чем дальше, тем лучше. На разбирательстве так и не поняли: намеренно ли он вёл своё судно к чёрной дыре, решив, что исчезать – так с концами, или это всё-таки вина спятивших приборов.
Когда по монитору главного корабельного компьютера пошла рябь, рулевой Илья Ильич решил, что всё это проделки молодёжи. Он за центаврианцами следил уже не первый день и ожидал подобных шуток. Поэтому он даже с некоторым злорадным ехидством в голосе сообщил о переменах старпому.
Старпом на «Терешковой» был с планеты Кеплер-438б и в глазах преимущественно земного экипажа имел большой недостаток: не умел материться. Лингвисты сказали бы, что ругательство как лексическая категория присуще только земным культурам, однако такое применение гипотезы Сепира – Уорфа однозначно было бы ошибкой: старпом вполне себе прикладывал по матушке и незадачливых стажёров, и неудавшийся обед, и даже вашего покорного слугу, когда тот однажды по незнанию нажал аварийную кнопку и заблокировал офицерский гальюн. Только матушка эта была кеплерской. Иначе говоря, из-за строения своего речевого аппарата он мог только тихонько щебетать. Даже мимикрик повара и тот выражался резче. А перевода эксплетивам такого рода не полагалось, и выходило, что старпом всякий раз срывается на щебет.
И всё же космический корабль – отличный полигон для проведения разнообразных экспериментов. Тут мы могли наблюдать в действии тот самый рефлекс собаки Павлова: при выходе из космопорта над щебетом смеялись, теперь же стоило старпому запиликать, как второй рулевой втянул голову в плечи, а у связиста слова застряли в глотке.