Мир Чаши. Дочь алхимика

В амфитеатре потихоньку собрались все. Пятеро обрели своих Зверей: Лаки все с тем же глупым и предельно счастливым видом держал на руках свою лошадку, Гаррик обнимался с грифоном, все еще иногда глубоко вздыхая, грифон Жозефины предпочитал бегать и прыгать рядом с ней, иногда отбегая за чем-нибудь интересным. Вита сопровождал серебристый крылатый щенок вроде волкодава, а у ног Брэнда лежал светло-рыжий коник. Зал «родильной» полнился и плескался общим счастьем, громадным и теплым, дышал Светом и Любовью — словом, на какое-то время это было лучшее место во всей Чаше. Хотелось раствориться в этом солнечном потоке, и оставаться в нем всегда, и видеть, как рядом с тобой другие, родные и любимые люди, испытывают то же самое, и нежатся волшебные, легендарные Небесные Звери — совсем еще маленькие, но совершенно настоящие, с шелковистыми шкурами и крыльями, с лапами и копытами, с большими добрыми глазами.

Жозефине очень хотелось остаться, чтобы разделить всеобщее счастье, но ее грифон тянул дальше, беспокойно и упорно.

«Там один из наших, — пояснил он, взлетая над ступенями лестницы. — Он один, ему очень-очень плохо…»

У входа в Ясли сидел совершенно потерянный щенок серо-стального цвета и с невыразимой грустью смотрел на очерченный в камне проход.

«Он знает, что его счастье недалеко, но он не может выйти. Пойдем приведем их, пойдем!»

Они вышли на воздух, и грифон, курлыкнув, взлетел и понесся над тропой. Жозефина только успела мысленно подсказать направление и побежала следом — перепрыгивая через валуны, скользя на осыпях, каждый миг рискуя переломать ноги и ощущая, что за спиной бьются огромные — как счастье, как любовь, как верность — крылья.

По пути Звереныш на лету сбил неосторожную птицу — только несколько перьев разлетелись в воздухе и, кружась, опустились наземь.

«Я победил ее! Я — победитель!» — По нежным перьям прошла волна, грифончик стал чуть крупнее, и с задорным вскликом понесся дальше.

Все, остававшиеся сторожить зимовье, высыпали навстречу подлетевшей по воздуху и земле паре. Потрясенные, они смотрели то на Всадницу, то на Зверя в благоговейном изумлении. Мир для них рушился, опадал коркой, старой и ненужной, которая нарастала годами и наконец исчезла, оставив мир таким, каким он должен был быть, каким был для северян всегда — в легендах и надеждах. Так осыпается под киркой рудокопа камень, и из-под него сияет первозданными искрами драгоценный опал.

«Они, — Зверь указал на Уилласа и дядиного слугу, тоже оставшегося в зимовье. — Кто-то из них, не знаю кто».

— Вы — туда, — коротко приказала Жозефина, стараясь не тратить дыхание. Оба кивнули с еще более округлившимися — хотя, казалось бы, куда еще — глазами и рванули следом за госпожой.

Они вбежали в Ясли, почти не убавив в скорости, и стоило переступить порог, как щенок стрелой взлетел на грудь Уилласу, сбив его с ног и принявшись вылизывать лицо, шею, уши, тыкаясь мокрым носом в руки, которыми парень гладил и обнимал своего Зверя — а старый слуга рыдал, как ребенок, видя, что сбылась Мечта, но — не его.

Подошел один из бойцов, тоже изрядно опечаленный; мозолистая рука легла на плечо:

— Не грусти. Зато теперь Звери снова рождаются, и, значит, у нас тоже есть шанс.

Жозефина тоже сказала свое слово, утешая обоих, и вернулась в «родильную» — остальных бросать не следовало. Там все оставалось по-прежнему: Всадники и Звери, наконец обретя друг друга, обнимались и играли, бегая взапуски, прыгая, бросая друг другу камешки и всячески дурачась; Каталин поймала госпожу у самого подножия лестницы, гладя спускающийся из капюшона на грудь хвост — серебристый в дымчатую полоску:

— А там нет жала…

С другой стороны капюшона высунулась и сверкнула миндалевидными глазами серебристая морда с большими чуткими ушами, украшенными кисточками — младшими сестрами той, большой, которой оканчивался хвост.

— Мяу, — произнесла мантикора и потерлась о шею своей Всадницы.

Фердинанд сидел на нижней ступени, жмурясь от почти телесно ощутимой благости, заполнившей «родильную».

— Есть теория, что Яйцо в момент, мм, вылупа открывает крошечные Врата, и оттуда выходит сущность, наиболее близкая одному из тех, кто оказался рядом, — сообщил ушан. Вздохнул, смущенно отвел взгляд, но потом посмотрел прямо в серые глаза. — Знаете, госпожа, я вам очень благодарен. Во-первых, с вами я очень многое увидел, а значит, смогу внести собственный вклад в библиотеку Знания, а во-вторых, благодаря вам у меня есть Малыш.

Небесные Звери никогда не выбирали ушанов — первые были бойцами, а вторые ими не могли быть.

Но это не значит, что ушанам не хотелось летать.

Жозефина положила узкую ладонь на плечо мага:

— Я очень рада, что мы поднимемся в небо вместе.

— Я такой счастли-и-ивый! — Фердинанд по-детски прижался к обожаемой госпоже и, всхлипывая в дублет, обнял ее. Она прижала его к себе, сама едва сдерживаясь, чтобы не заплакать от полноты чувств; никакой боли не было, ее смыло теплой волной обретения — просто, когда смотришь на Солнце, такое большое, теплое и ласковое, глаза тоже слезятся.