Мир до и после дня рождения

Увы, в ее речи было нечто, наталкивающее на мысль о том, что прежде всего она объясняет что-то самой себе. Вопрос, несет ли она ответственность за свои чувства — не важно, случилось ли это внезапно, как бомбардировка, или она стала предметом тонко спланированной акции, к которой она и сама причастна, — мучил Ирину каждый день. Стали эти чувства для нее счастьем или страданием? Человек способен контролировать свои действия, но дано ли ему контролировать чувства? Выбрала ли она сама путь и влюбилась в Рэмси Эктона? Должно ли желание быть посланием Небес, похожим на удар грома, если последующий дождь пролился на Лоренса горькой несправедливостью? Если бы в придуманной вселенной она могла выбирать, пошла бы она именно этим путем?

— Десять лет назад, — продолжала Раиса, — ты твердила, что влюблена в Лоренса. Что же произошло?

— Я не знаю, что произошло. — Ирина сникла, несмотря на то что Рэмси был рядом. — Я и сейчас люблю Лоренса — в определенном смысле…

— Итак, на тебя с неба свалилась любовь, и ты на следующий же день ушла? И вышла за Румси?

— Нет, мама. Я взрослый человек и обо всем подумала.

— Долго думала? — В голосе появилась свойственная возрасту привычка осуждать, смешанная с изумлением от того, что ее скромная, не уверенная в себе дочь осмелилась на супружескую измену.

— Не слишком долго. — Ирина скрестила руки на груди. — Мама, я помню, что говорила, что влюблена в Лоренса, я и была влюблена. Более того, и сейчас считаю, что он прекрасный человек, и не скажу про него ничего дурного. Однако наши отношения с Рэмси — это совсем другое.

— В чем другое?

— Они более близкие.

— Да, я видела, — кивнула Раиса, подтверждая, что она видела.

— Мама, как ты не понимаешь? — Ирина в гневе резко поставила бокал. На скатерть выплеснулось «Шато дю Пап», образуя пятно, словно для теста Роршаха. — О боже, ничего не изменилось! Я все такая же растяпа.

— Никогда так не говори, любимая! — Рэмси промокнул и накрыл своей салфеткой пятно, чтобы не поднимать из-за этого шум, и вновь наполнил бокал Ирины до самых краев. Не найдя пристанища, язвительность Раисы повисла в воздухе.

— Мама, — продолжала Ирина, бросив благодарный взгляд на мужа, — почему ты не хочешь понять, что любовь к Рэмси лучшее, что было в моей жизни? Однако я не хочу, чтобы у тебя сложилось ошибочное мнение обо всем. Расставание с Лоренсом было для меня очень болезненным, но это не пустая прихоть, поверь. — Ей не стоило всего этого говорить, и, едва слова слетели с языка, она смущенно потупила взгляд. Почему-то всякий раз, когда вы пытаетесь кого-то убедить, что ваш поступок не был лишь «прихотью», он производит впечатление именно «прихоти».

— Да, — произнесла Раиса, опуская вилку, словно подводя итог; видимо, она использовала умение прекрасно изъясняться по-английски для особых случаев. — Уверена, это было чрезвычайно неприятно.

Возможно, это была проблема исключительно ее матери, но Ирина подозревала, что это не так. Должно быть, для всех родителей самое сложное — относиться к взрослым детям как к личностям, живущим своей жизнью, имеющим право на уважение и собственные чувства. Они привыкли утешать их малютку, которая «влюбилась» на этой неделе в мальчика, сидящего за соседней партой, а на следующей неделе будет вздыхать по красавчику из другого класса. Раиса до сих пор говорила о своем браке с отцом Ирины как о трагедии толстовского масштаба, хотя история их знакомства — Раиса тогда играла эпизодическую роль в фильме «Хрупкая танцовщица», и Чарльз должен был помочь ей создать нужный акцент на ее родном русском — была разыграна скорее по Чехову. Для маленькой девочки с пластинами на зубах, не расстающейся с мелками, не вполне естественно переносить страдания такого же эпического масштаба. Посему невозможно было вообразить, что какое-либо представление треугольника Ирина — Рэмси — Лоренс может показаться Раисе запутанным, сомнительным или неопределенным. Слова Ирины о том, что расставание с Лоренсом было «болезненным», прозвучали для нее: «Это было в некоторой степени неприятно, Лоренс расценил мой поступок как подлость». Когда Ирина призналась, что влюбленность в Рэмси была для нее «лучшим, что случалось в жизни», Раиса слышала лишь: «Он красив, кроме того, оплатил ужин». И теперь, когда Ирина призналась ей, что за всю жизнь была влюблена не в одного мужчину, мать готова аннулировать выданную ей временную лицензию на чувства, заслуженную лишь благодаря ее снисходительному отношению к Лоренсу, чтобы дождаться того момента, когда к ней придет настоящая взрослая любовь.

Когда, оплатив внушительный счет, Рэмси выходил из ресторана, он склонился к Ирине и, кипя от негодования, прошептал:

— Твоя мать вела себя невежливо.