— Место рождения, командир, — и зачитывается строчка из карточки. — Королевская Долина. «Орлиное Гнездо».
— Не может быть!
— Патриотический долг?
— Скорее всего.
— Даже интересно.
— Посмотрим?
— Да, и не спешите с решением. Может, сумеем использовать.
…
В автобусах было тихо. Перепуганные, ничего не понимающие малыши только тихо всхлипывали, сидя на жёстких сиденьях и послушно держась за указанные скобы. Дядьки, занимая места, положенные для старших по перевозке, зорко наблюдали за подопечными. Что и как делать «при транспортировке личного состава в небоевой обстановке» им объяснили и даже пару тренировок провели. Пока всё в порядке, никого не укачивает, а что плачут… ну, так ничего, пусть привыкают. Плавное покачивание и неяркий свет потолочных плафонов — все окна и перегородка, отделявшая кабину водителя, плотно закрыты светомаскировочными шторами — нагоняли сон, да и трое последних суток были и суматошными, и нелёгкими, но… раз надо, значит, надо. Это они и раньше знали, а уж теперь-то… Приказы не обсуждают, а выполняют. Это им всем в первый же день объяснили. Сначала: «Вы теперь не хозяйские и не господские, а армейские!». А потом про приказ. И понеслось… Думали, что не выдержат, сломаются, а там прямая дорога в газовню, но кто на страхе, кто на упрямстве, а кто и на злости, но выдержали все. И всё. И строевую, и заучивание Устава и молитв, и обучение грамоте, и работы по кухне и общему обустройству, только и сидели, что за едой, и лежали после отбоя. Хотя… грамота была не самым сложным, нет, не самым противным, да и училка… оказалась и с пониманием, и… Так что, как её, да, аттестацию все прошли, вся их десятка, и получили звание дядек, петлицы на воротник по цвету училища и соответствующую кокарду на каскетку. И даже гулянку им разрешили, выдали доппаёк и отпустили в «поле» на всю ночь.
Жур тряхнул головой, отгоняя накатывающую дрёму, и оглядел … будущих подчинённых. И натолкнулся на внимательный серьёзный взгляд. Ага, чернявенький и востроносый, ну, чистый галчонок, и ловкий: чуть из рук не вывернулся при посадке.
Пока для Вьюнка ничего особо страшного или трудного не было. Ну, на регистрации ошейник заменили, больно, конечно, когда заклёпку вскрывают, голова и всё нутро дрожат и потом внутри долго дёргается, больно, но не смертельно, так об этом ему и раньше рассказывали, в третьей спальне у всех по две, а то и три переклёпки было, ну, сортировка, тоже уже проходил ещё в питомнике перед отправкой в Большой Дом, ну, выдернули и в «серый коршун» засунули. Так об отстойнике и торгах ему тоже в третьей спальне много рассказали и научили и что кому сказать, и как себя держать, это сразу после той регистрации, все ведь слышали, как он Рыжего отцом назвал, как вниз спустились и в спальню вошли, так ему сразу сказали: «Ну, ты теперь совсем
Вьюнок глубоко вдохнул, покосился на сидящего рядом зарёванного ровесника, нет, из другой камеры, не знает он его, значит, и на помощь рассчитывать нечего, и открыл рот:
— Дяденька… — и по-поселковому: —
Жур даже оторопел на мгновение. Откуда… ну, так об этом, самом страшном страхе им самим ещё в
Вместо него ответил второй дядька — Желдак.
— В армию едем. Вы все теперь армейские.
Всхлипывания затихли, и смотрела теперь детвора не так со страхом, как с удивлением.
— Это как? — пискнул белобрысый малец с последнего ряда.
— Работа
ть будем? — подал голос ещё один с выгоревшими до желтизны вихрами.