Его дед, Иван Калита, в свое время научился поворачивать в свою пользу и в пользу усиления Москвы как собирательного центра ордынскую политику, нацеленную на разжигание межкняжеской вражды. Дмитрий Иванович унаследовал от деда умение использовать слабости ордынской политики, меж русскими князьями он искал пути для мирных решений противоречий и споров. Не столько оружием, сколько дипломатическим искусством он привел под руку Москвы Северо-Восточную Русь, и она выступила единой в час решающей схватки. Он не только возродил лучшие традиции русского военного искусства, он обогатил его новыми принципами стратегии и тактики, в невероятно сложных условиях сумел вооружить и обучить войско.
Во всех его делах по сплочению Северо-Восточной Руси и укреплению Москвы стояли рядом две значительные личности: митрополит Алексей и игумен Троицкого монастыря Сергий Радонежский.
Предкуликовский период был на Руси и эпохой русского исихазма, философского течения, требующего нравственного самосовершенствования без вмешательства извне. Трудно сказать, являлись ли митрополит Алексей и Сергий Радонежский зачинателями этого течения на Руси, но вся их деятельность была направлена на смягчение нравов той суровой и даже жестокой эпохи. Западную Европу в это время раздирала борьба с ересями, пылали костры, на которых сжигали еретиков, в русской церкви царили терпимость и спокойствие; на Западе церковь сеяла рознь и вражду между верующими, русская церковь собирала гонимых людей под единое знамя освобождения. В этом и состоит значение митрополита Алексея и Сергия Радонежского.
Мы выше говорили о воеводе Дмитрии Волынском. Ничуть не принижая роль Дмитрия Донского в разгроме Орды, мы должны воздать должное одному из самых значительных полководцев Древней Руси. И если летописцы и «Сказание» не оттенили его выдающееся полководческое дарование, то современники, те, кто сражался на Куликовом поле, твердо надеялись на его мудрость. Отнюдь не по капризу отдал князь под его начало засадный полк и руководство всей битвой. Это ли не высшая оценка?
«Сказание о Мамаевом побоище» донесло до нас и еще один образ, не меркнущий в народной памяти, — образ ратоборца Пересвета. Ни его мужеству, ни его молодецкой удали, ни его подвигу не наносит ущерба, что на поединок с грозным богатуром Челюбеем он вышел в монашеской схиме. В те жестокие времена монастыри были крепостями, их должны были оборонять люди, сведущие в военном деле.
Весь эпизод с поединком перед сражением носит легендарный характер. Сам поединок изображен с суровым лаконизмом. На вызов богатура, наверное, могли откликнуться многие, да не каждый мог быть удостоен великой чести представлять все русское войско.
Поединок длился несколько секунд, но память о нем живет вот уже шестьсот лет и будет жить, покуда жив хотя бы один русский человек.
Летописи скупы, «Сказание о Мамаевом побоище» дошло до нас в поздних списках, было ли оно единственным литературным памятником этой эпохи — мы не знаем. Лишь по счастливой случайности дошли до нас сквозь пожары и вражеские нашествия работы Андрея Рублева, выразившего в искусстве возрождение народа. «Троица» Андрея Рублева и «Сикстинская мадонна» Рафаэля — явления одного порядка. «Троица» родилась на суровом Севере, вырвавшемся из ордынской мглы, «Сикстинская мадонна» засверкала под ласковым южным небом столетие спустя!
Москва, Вильно, Краков
Нашествие Тохтамыша
В ночь с 7 на 8 сентября Дон переходил во главе московского войска великий князь владимирский и московский, к исходу дня 8 сентября трубил победу на костях врагов государь всея Руси. То, к чему вели Северо-Восточную Русь Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Александр Невский, Иван Калита, свершилось, хотя это и никак не было в тот час отмечено каким-либо юридическим актом. Мы говорим не о правовой стороне свершившегося, а о его морально-нравственном значении, и, конечно же, значении политическом. С Куликовской победы, через многие тяжкие препятствия началось неуклонное восхождение Москвы, собирательницы русских земель, столицы Русского государства.
Куликовская победа создала в Восточной Европе качественно новую политическую ситуацию, при которой искусственно сдерживавшиеся объединительные процессы получили простор для своего развития.
Сейчас же явились и признаки возросшего личного влияния Дмитрия Ивановича и возрастающего значения Москвы.
Еще при жизни митрополита Алексея в церковных делах на Руси наметилась смута. Ольгерд не хотел примириться с тем, что митрополиты избирали местом пребывания Москву. Он слал послов в Константинополь с жалобами на Алексея, что тот «прямит» московскому князю, и просил особого митрополита в Киев с властью на Смоленск, на Тверь, на Новосиль, на Нижний Новгород. Цель ясна: расколоть митрополию и тем ослабить московский княжеский дом.