Мир истории: Русские земли в XIII-XV веках

Московское княжество по наследству от Симеона перешло к его брату Ивану.

Симеон, умирая, успел оставить завещание: «По отца нашего благословленью, что приказал нам жить за-один; лихих людей не слушайте, которые станут вас ссорить; слушайте отца нашего владыку Алексея, да старых бояр, которые отцу нашему и нам добра хотели. Пишу вам это слово для того, чтоб не перестала память родителей наших и наша, чтоб свеча не угасла».

Симеон оставлял брату княжество как вотчину, как собственность до смерти, а после смерти его наследникам.

Московское княжество делилось на три удела, на три части после смерти Ивана Калиты: Симеону большая часть и старшинство, по части Андрею и Ивану. После смерти Симеона и его детей у Ивана сосредоточились две части.

Летописи ничем особым не отметили правление Ивана Ивановича. Упоминается о попытке суздальских князей перехватить у Ивана великое княжение, но все их старания оказались напрасными. Хан Джанибек не считал возможным ослаблять Москву перед Литовско-Русским княжеством. Рязанцы воспользовались тяжбой Москвы с Суздалем, захватили Лопасню, принадлежавшую к уделу малолетнего Владимира, сына князя Андрея и племянника князя Ивана, но князь Иван не стал из-за Лопасни воевать с Рязанью. Русь залечивала раны, нанесенные чумой.

Летописцы, опираясь, по-видимому, на народную молву, называют Ивана князем Милостивым. Такого рода прозвища редко даются правителям без оснований. Но об основаниях говорится глухо или вообще ничего не говорится. Иван правил с 1353 по 1359 год.

Покров с изображением Сергия Радонежского.

Иван спешил втихомолку укрепить свое княжество. Вокруг Москвы и в Москве, на ее землях стали собираться люди. Сюда переселялись землепашцы, ремесленники, ратные люди и бояре с Рязанской, Курской, Черниговской и Киевской земель. Приходили на службу к московскому князю с дальних южных окраин, с Волыни, из-под карпатского Галича.

Иван Калита, Симеон и Иван оценили значение этого переселенческого движения. Началось освоение северного Поволжья, Белоозерского края, Кубенских земель, Углического поля, Устюжны. Переселенцы продвигались и дальше на север и уже схватывались по воле московского князя с новгородцами за далекое Заволочье.

Иван Иванович не воевал с соседями, не простирал руки ни на Суздаль, ни на Нижний Новгород, не трогал Тверь. Внешне все, казалось бы, оставалось в столь бережно охраняемом Ордой равновесии. Однако оно медленно нарушалось. Иван расселял пришельцев по дальним окраинам, осваивал пустоши и лесные угодья, ставил деревни по Волге, по Сухоне, по Северной Двине. Там русские люди получали отдых от ордынских набегов, там рождалось новое поколение, которому предстояло выйти при его сыне на Куликово поле.

Именно при Иване началась и деятельность Сергия Радонежского, одного из вершителей Куликовской победы.

Нам очень трудно разглядеть эту фигуру, залакированную церковно-житийной литературой, приемами жанра, который убирал все человеческое, подменяя объемное изображение плоскостным. Если мы останемся на позиции житий Сергия Радонежского, то никогда не сможем оценить его вклада в освободительное движение русского народа.

По-видимому, соответствуют истине летописные и житийные сообщения о том, что он, сын разорившегося ростовского боярина, с юных лет проявил интерес к грамоте, к раздумьям и размышлениям, что он был одарен талантом к учению. Это, несомненно, обратило на него внимание церковных владык, в руках которых тогда находилось обучение грамоте. Молодые люди того времени искали подвигов в ратном деле, воинская доблесть ценилась превыше всего, но вместе с тем и была привычна. Отрок, увлекающийся книгами, житиями святых, Священным писанием, был в удивление, на него смотрели как на человека не от мира сего. Быть бы отроку Варфоломею (имя Сергия до пострижения) книгочеем, переписчиком книг, быть может, составителем летописного свода, если бы не его подвижническая натура.

Неподалеку от городка Радонежа, на крутом холме, он построил келью и уединился для иноческой жизни. Теперь мы уже никогда не узнаем и никакие источники нам не расскажут, было это зовом его натуры или кто-то из церковных владык угадал в нем волевого человека, предназначенного вести за собой людей? Или, быть может, это слияние личности с эпохой, когда в общественном движении возникает нужда в особого характера деятеле?

Сергий появляется в надлежащий момент выразителем общих стремлений.

Прошло столетие со времен нашествия Батыя, столетие почти полного молчания и бездействия русской церкви. За это столетие разрушались старые монастыри, разрушались церкви, не строились новые. И вот Варфоломей, в монашеском чине Сергий, начинает монастырское устроение. Вокруг его кельи вырастают новые, ставится церковь, и вот уже один за другим его воспитанники уходят в глубину лесов основателями монастырей на пустошах и в урочищах, куда переселялись русские люди с южных окраин.