Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641

На следующий день, когда наступавшие шотландцы подошли к Гейтсхеду, они, к своему удивлению, узнали, что Ньюкасл оставлен. В воскресенье, 30 августа, Лесли вошел в город во главе своего войска. «Никогда еще столь подавляющее большинство не убегало от столь незначительного меньшинства», – сокрушался некий местный ошеломленный англичанин. Лесли, ожидавший встретить на своем пути еще одну укрепленную линию обороны, с трудом поверил такому неожиданному успеху; он расположил своих солдат в Ньюкасле и послал в Эдинбург гонца за подкреплением.

Король вернулся в Йорк, а Страффорд, который сопровождал его, обменивался разгневанными посланиями с Конвеем. Гнев воспламенил надежду, и ни король, ни его главный министр не приняли первое поражение за окончательное. Присутствие Страффорда положительно подействовало на разочарованных джентри. Начались учения войск, укрепилась дисциплина – за неподчинение и непорядок грозило суровое наказание. Толпа начала принимать облик настоящей армии, и снова у короля появились обманчивые ожидания. Как было задумано, флот под командованием Гамильтона должен был вскоре прибыть из Ирландии, высадить десант в Западной Шотландии и начать военные действия в тылу Лесли. Тем временем поползли противоречивые слухи о Ньюберне. Утверждалось, что в бою шотландцы понесли тяжелые потери, и появились свидетели, что Монтроз убит. Зерна обнадеживающей правды были перемешаны с мякиной утешительной лжи. Взрыв на пороховом складе в Данглассе за линией расположения шотландских войск привел к гибели нескольких старших офицеров, уничтожил важные боеприпасы и породил новую волну слухов о предательстве в их собственных рядах. Шотландские солдаты в Ньюкасле, которых вначале приветствовали как освободителей, вскоре начали раздражать местных жителей. Король надеялся, что нарушения общественного порядка, которые обязательно сопровождают любую военную оккупацию, и самоуверенное поведение шотландцев в итоге разбудят подавленное национальное чувство и приведут к сопротивлению захватчикам.

Королева и советники короля на Юге были настроены менее оптимистично. Шотландцы напечатали манифест, в котором оправдывались их действия. Несмотря на все запреты, он стал популярным чтением в Лондоне. Равным образом стоило опасаться выступлений темпераментных лондонцев и козней основных оппонентов короля. Уорвик, Брук, Сэй, Пим и Хэмпден, освобожденные из Тауэра, остались в Лондоне и, как было замечено, часто встречались для консультаций. Граф Бедфорд и граф Эссекский присоединились к ним. Они объясняли проведение подобных консультаций необходимостью обсудить сложившуюся обстановку на острове Провиденс и в колониях Новой Англии. Но при дворе понимали, что они прежде всего обсуждали состояние дел в своей собственной стране. Тот факт, что Пим был на дружеской ноге со старшим сыном секретаря Вейна, двор не принял на тот момент во внимание, а это имело большое значение.

После майских беспорядков Лондон пребывал в волнении и полнился слухами. Коттингтон, назначенный комендантом Тауэра, получил приказ поддерживать порядок в городе всеми имевшимися в распоряжении средствами. Однако открытых выступлений против власти не было. Все ощущали только господствовавшую в обществе атмосферу враждебности и подозрительности, да появлялись иногда небрежно написанные от руки обращения-прокламации, призывавшие подмастерьев защищать реформированную веру. Во время майского бунта король обнаружил и собственной рукой сорвал послание, прикрепленное к оконной раме его резиденции: «Боже, спаси короля, покарай королеву и ее детей и поставь нам в правители пфальцграфа». По-прежнему народ с ненавистью относился к папизму, к королеве и ее друзьям. Женщина из народа некая Энн Хасси заявила, что ей якобы известно о существовании ирландско-папистского заговора, целью которого была погибель страны. Возможно, она находилась под влиянием тех людей, которые хотели спровоцировать кризис и которые тайно собирались в доме лорда Уорвика, среди них были как пэры, так и члены палаты общин. Никаких доказательств, естественно, представлено не было. Вероятно, ее истеричное заявление было спонтанным, всем было известно, что испанские войска и золото перевозились через Англию.