Мир культуры. Основы культурологии

упорядочивает процесс мышления, вырабатывает метод,

дающий возможность производить все перечисленные нами

О. Роден.

мысленные операции.

Мыслитель. 1904

Культура мышления не сводится к многознанию и даже

к процессу познания, хотя без знания невозможна. Древнегреческий философ

Гераклит Эфесский (ок. 530—470 до н. э.) говорил: “Многознание не научает

премудрости”. Знание само по себе представляет лишь фундамент, на котором и

может развиться культура мышления — мудрость. И в ней главное место будет

занимать знание о незнании, так как именно такое знание — залог развития

мышления. Знаменитая фраза: “Я знаю, что я ничего не знаю” принадлежит

Сократу (ок. 470—399 до н.э.), одному из самых мудрых мыслителей прошлого,

понявшему, что, по сравнению с неизвестным в мире, известное — лишь малая

песчинка.

Только мудрый в своем познании станет исходить главным образом из

предмета познания, но менее всего — из своего отношения к нему. Культура

67

интеллекта предполагает, что никакие эмоции не станут подменять того, что ведет к

истине. Не зря древние говорили: “Мнение — это пыль под ногами ослов!” Они

понимали, что мнение складывается лишь на основании данных органов чувств и

окрашено эмоциями, но редко — размышлениями. Мнению всегда противостоит

стремление дойти до сущности вещей в процессе познания. Прекрасный русский

поэт Борис Пастернак (1890—1960) писал:

Во всем мне хочется дойти

До самой сути.

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,

До их причины,

До основанья, до корней,

До сердцевины.

Все время схватывая нить

Судеб, событий,

Жить, думать, чувствовать, любить,

Свершать открытья.

[238, с. 269]

Культура речи

Культура речи — проявление и выражение интеллектуальной культуры

человека. Есть известное изречение: “Нет смутных слов — есть смутные мысли”.

Действительно, тот, кто ясно мыслит, ясно излагает, именно в этом случае можно

обеспечить и успешное взаимопонимание и взаимодействие людей. Поэтому можно

сказать, что в речевой культуре человека проявляются минимум три момента:

основные качества его мышления, манера речи и отношение к слушателю.

Английский писатель Сомерсет Моэм (1874—1965) не без иронии писал, что “слова

нужно употреблять не только для построения фразы, но и для построения мысли”

[208, с. 297].

Умение говорить просто о сложном — один из видимых признаков речевой

культуры — демонстрирует обычно глубину понимания вопроса и богатство

словарного запаса. Небезызвестная нам людоедка Эллочка обходилась тридцатью

словами. Словарный запас А. С. Пушкина составлял более 21 тысячи слов.

(Заметим, что средний словарный запас современного образованного человека

включает примерно 5—6 тысяч слов).

Овладение культурой мышления неизменно ведет к овладению культурой

речи, но есть и обратная связь: развитие речевой культуры влияет на мышление,

делая его более богатым, позволяя через речь прийти к определению проблем,

формулировке идей, к творчеству в любой сфере деятельности. “Роберт Бернс был

неграмотным деревенским парнем. Пришибленный нищетой, он, по всему, должен

был стать пьяницей. Но мир стал лучше из-за того, что в нем жил человек,

68

придавший живой мысли поэтическую форму, выпестовавший розу там, где прежде

рос чертополох” [313, с. 30].

Культура речи предполагает не только богатый словарный запас, который

развивается и совершенствуется в процессе чтения или общения с людьми высокой

культуры, но и точность употребления слов в полном соответствии с их значением.

Известный публицист и писатель Михаил Кольцов (1898—1942) замечал: “Пишешь,

что происходит суета, или толчея, или спешка, и думаешь: черт возьми, что же все-

таки там происходило — суета, толчея или спешка? Спешка — это одно, спешка

может быть очень деловая. Суета — это ...уже нечто более беспорядочное. А толчея

— это опять нечто совсем другое” [145, с. 40].

Культуре речи свойственна также простота — умение сделать доступным для

понимания любые, даже очень сложные положения, пользуясь в процессе мышления

не только приемами абстрагирования, но и конкретизации. Настоящая простота речи

— признак глубокого мышления. Моэм в той же книге пишет: “Меня всегда

раздражали писатели, которых можно понять только ценою больших усилий.

Достаточно обратиться к великим философам, чтобы убедиться, что самые тонкие

оттенки смысла можно выразить совершенно ясно”. И далее: “А бывает, что автор и

сам не уверен в том, что он хочет сказать. Он имеет об этом лишь смутное

представление, которое либо не сумел, либо поленился ясно сформулировать в уме, а