Мир Маньяка

Всё на этой планете у Юрия Мефодьевича делилось на три категории: живое, неживое и иное. Нет, иное – это были не инопланетяне или иные, которые с лёгкой – и надо сказать, талантливой! – руки писателя-фантаста Лукьяненко заполонили умы на десятки лет. А это были неживые предметы, к которым он относился с душой и никак не хотел признавать в них отсутствие оной. Может, поэтому его недорогие машины не ломались в пути, простенький, но любимый фотоаппарат делал удивительные снимки, которые невозможно было отличить от профессиональных, сделанные дорогущими камерами. А уж о бане и говорить было нечего. Все, побывавшие в ней, поголовно сообщали, что такой баньки они не видали никогда.

Баня для Юрия Мефодьевича была и не помещением для помывки, и не рюмочно-распивочной, и уж точно – не переговорным помещением. Она была для него храмом души и тела. И рассказывать о ней он мог бесконечно.

И вот, после всех последних своих приключений друзья с удовольствием скинули с себя в прихожке одежду, а вместе с ней – и плохие мысли, которые в хорошей баньке не только не приветствуются, но и строго возбраняются.

– Мефодьевич, давай о чём-нибудь душевном, без глубокого копания поболтаем, что-то намаялись мы, так всё закрутилось да накрутилось, что запутаться можно… – Кот устало зашёл в баньку.

– Тогда о баньке поделюсь, о настоящей русской баньке. Записываю я более яркие свои ощущения. Почитаю вам, а что-то расскажу, да на вопросы ваши поотвечаю, коли они будут. А вы – вместе с Банным[67], – меня послушаете…

Тут О сделал паузу и через секунду продолжил:

– Спроси́те меня: как душу почистить можно? А вы сходите в правильную баню да с правильным человеком, там всё и поймёте, в бане мы ведь настоящие, если, конечно, пришли попариться, а не вопросы решать да водку хлестать. В чём мать родила, без прикрас – задумайтесь над этим. И очищение это – не только телесное. В баньку я ходил с детства – в общественную, на юге строить домашние бани как-то не прижилось – где пар подавался из трубы. Ещё в юности спасла она меня от гайморита – другу операцию сделали, я же парной жёсткой обошёлся. Уже позже довелось париться с сибиряком в бане при стадионе, он-то и вдохнул в меня Парной Дух. После баньки зрение обострялось, красоту природы стал замечать, будто пелена с глаз упала, звуки чётче, а состояние – вроде сто грамм выпил – приятность и расслабленность есть, а тяжести нет. Когда был непростой период тяжёлой работы – считаю, что только банька и давала мне силы. Ещё позже появилась и своя: полоки из осиновых полубревен покрывал воском с льняным маслом, а потолок рубленный – из брёвен осины, да сводчатый, а печь – из кирпича. Пар был хороший, но топить её было очень долго, да и дров уходила уйма. Следующая банька в традиции вошла поглубже… Полоки из осинушки так и остались – это любовь ещё с прошлой баньки – пусть всю отрицательную энергию забирают, да и мя-я-ягко на ней лежать. Их так же обработал воском с льняным маслом…

Друзья расположились на лавках и стали внимательно слушать.

– Париться можно и одному – погладить веником, конечно, некому, зато темп выбираешь для себя правильный, никто не зовёт тебя в жар, когда хочется ещё полежать, да и из парной выходишь по самочувствию, в общем, ничего «за компанию» не делаешь. Но можно и компанией – разные это парения. ПАрить в бане и пари́ть в воздухе – какая интересная игра слов. И действительно, после хорошего парения – я парю́ в воздухе. В парной – лучше потемнее, так и погружение больше.

А если где и появятся потемнения или мусоринка – а я не увижу – меня это не расстроит. А ещё вместо лампочек – свечи расставить и немного музыки, только обязательно лёгкой и незаметной, как вуаль.

– Ты прям так тепло рассказываешь, давай заходить в парную погодим, продолжай, первый разогрев от твоего рассказа будет, – сказал Кот и поудобнее лёг на лавку.

Он разве только не мурлыкал от удовольствия, так было здесь спокойно. А голос О звучал, как мантра. Он убаюкивал и завораживал, а вовремя расставленные паузы в его рассказе придавали особое очарование повествованию, давая слушателям возможность и представить, и прочувствовать услышанное.

В комнате отдыха не было привычных кожаных диванов, так любимых в саунах. Только широкие лавки из толстых осиновых полубревен, на которых лежали матрацы с душистой травой, застеленные простынями. Сама же комната была увешена травами, да так сильно, что, казалось, была сделана из них. Основную часть потолка занимали различные веники, обрамлённые золотой пижмой, рубиновыми вкраплениями ягод рябины да белой бахромой ромашки. А какой при этом стоял аромат!