Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Вот где настоящее. Не «Золотой горе» — Парнасу, где уверенно и безоглядно пировал с избранными 30-летний поэт, а дальней святой горушке снится о нём вещий сон.

Вот истинная цель пути и смысл судьбы.

* * *

Но что это за «обратная сторонушка»? Почему ворон кричит, чтобы не глядел «на ту сторону Мирового креста»?

Всякий взявший свой крест и понёсший его до конца распинается со Христом.

Возможно, поэт, с его стереоскопическим взглядом на жизнь и на смыслы, увидел пустую — незанятую — сторону того Мирового креста на Голгофе. Она ведь незаметна для стороннего взгляда. Кто в миру видит, как распинается со Христом тот или иной человек? Кто же заглядывает туда, по обратную сторону креста? Да и сам человек, знает ли, что судьба распинает его на кресте? Видит ли он себя?.. Готов ли он к такому знанию? Не возгордится ли, узнав высокую о себе правду?

Нет, неспроста кричит старый ворон.

И поэт сторонится утверждений, смиренно отдавая истину вещему сну «дальней каменной горушки».

Как это по-русски о Голгофе — горушка!

«Только в русском (точнее, первоначально, конечно, в церковно-славянском) слово „крещение“, одно из главных понятий христианского мировоззрения, происходит непосредственно от слова „Крест“. В других языках термины, обозначающие крещение, происходят от греческого „Баптизма“ („купание“, „окунание“), то есть в семантике всегда первичным остаётся воспоминание о погружении в воду, что соответствует древнему, от восточных омовений заимствованному, обряду водного крещения. Для русского сознания крещение есть „погружение“ в Крест, добровольное пригвождение себя к Кресту Господню. Не удивительно, что только русский народ — до 1917 года 95 процентов русского населения — называл себя „крестьянами“, то есть в буквальном смысле — „народом Креста“» (Н. Лисовой. «Православие византийское, русское, вселенское»).

* * *

В том же 1998 году он написал, по-моему, самое светлое произведение — поэму «Красный сад» (до неё, родственное по духу стихотворение «Узоры»). Сколько там духовной высоты, радости, чистоты, света! Поэму можно читать бесконечно, снова и снова — и всё она остаётся свежа, как только что распустившаяся роза или лилия.

В середине сада пышут розы,Равные по свежести и неге,Разные по запаху и цвету,Многолюдно пахнут и мерцают.

В белых розах белая девица,Белый день стоит на БеловодьеИ катает белое яичко,А в яичке горлица воркует,И плывут серебряные звоны.В красных розах красная девица,Красный день стоит на Красной Горке,И катает красное яичко,

А в яйце малиновка играет,И плывут малиновые звоны.В жёлтых розах жёлтая девица,Жёлтая заря в янтарном мореИ катает желтое яичко,А в яйце златая канарейкаРаспевает про златые горы,А ещё про вечную разлуку,

И плывут оранжевые звоны.В чёрных розах смуглая девица,Чёрный день стоит на белом светеИ катает чёрное яичко,А в яичке чёрный лебедь кружит,Он зовёт пропавшую подругуИ рыдает на затменье солнца,На слепое черное блистанье…

И ещё из «Красного сада»: