Мир по обе стороны планеты (СИ)

По руке альбоса потекло тепло, приятно покалывая и распространяясь по всему телу. Но Комен не мог сосредоточиться на удовольствии. Кисть, в которой лежал гем обжигало холодом так, что спустя несколько секунд рука почти онемела.

— Я что-то чувствую! — воскликнул парень. — Да! Холодно!

Дед ухмыльнулся, но попытавшись разжать руку Комена вдруг заметил, что она слегка посинела:

— Всё, всё, отпускай! Слышишь, парень? Не дури! — с новой силой он попытался разжать пальцы.

— Я ничего не делаю! Не могу разогнуть пальцы! Ай, холодно! — парня прошиб озноб, он рефлекторно замахал кулаком заехав Гастоду в бороду и опрокинул стол.

— Кхе, не дергайся ты! Матеус, помоги! — крикнул дед. Молодой маг подбежал к столу и вылил воду из миски на руку бедному Комену. Обволакивая кисть, вода замерзла. На руке образовался нарост изо льда и толстая сосулька.

— Грей воду, Мат, сосредоточься на её внутренней энергии!

— Я пытаюсь, но она все равно стынет! — Гастод с Матеусом обеими руками держали обросший ледышками кулак Комена и, казалось, скрипят зубами от напряжения.

— Руку не чувствую! А-а-а! — уже орал Комен.

— Терпи, парень, мы стараемся! — огрызнулся Дед.

Спустя несколько секунд совместного пыхтения Комен почувствовал в онемевшей ладони лёгкое покалывание. Лёд вдруг треснул и альбос, уставившись на пустую ладонь, обессилев осел на землю. Дед, будучи не в силах успокоиться, но не желая научить Матеуса плохому, ругался выдуманной на ходу бранью:

— Аромянский мундир! Что ты устроил?! Где гем? Ты съел его что ли? Бериллийский двурог!

Гастод осмотрел траву под ногами, но так и не нашёл куда исчез самоцвет.

— Простите, я не знаю, куда он делся! Простите пожалуйста! — жалобно процедил Комен вытирая левой рукой слезу, проступившую не то от боли физической, не то от переполняющих эмоций.

— Тьфу, — потрясённый произошедшим дед поднял с земли трость, что до ритуала опиралась на стол. Потирая место ушиба и бормоча под нос проклятия присел на камень. «Пустой…» расслышал Комен.

— Простите! Из-за меня всё идет не так, — сказал Комен сидя на траве растирая холодную мокрую ладонь.

— Деда, я такого еще никогда не видел! — Матеус выпучив глаза прыгал на одном месте.

— Верса милосердная. Такого я, признаюсь, не ожидал, — сказал Гастод игнорируя жалобный взгляд бледнолицего. — Я видел подобное, еще в юности, когда жил далеко отсюда. Видел детей, не способных пользоваться энергией. Абсолютно. Бедные и брошенные. От них отказывались родители, потому что те безостановочно поглощали энергию, разрушали энергетический баланс вокруг себя. Рядом с таким человеком жить в нашем мире невероятно тяжело. Но помимо того, что бедолаги не могли управлять энергией, у них была ещё одна особенность. Абсолютная невосприимчивость к магии.

— Невосприимчивость? — подняв бровь переспросил Матеус. Комен слушал склоня голову.

— Тут то и начинается странность. Ты, Мат, говорил, что лечил Комена. А сейчас и я убедился, что парень восприимчив, когда грел его руку изнутри, — дед встал и начал мерно шагать по поляне вокруг ивы. — А значит, Комен, ты не совсем «Пустой». Пока ты не дотронулся до гема и не стал впитывать его энергию всё было впорядке. Никаких разрушений… Не считая сгоревшего сарая.

Старик улыбнулся, глядя в след тропинке ведущей из рощи.

— Так кто же ты такой, мой мальчик?

— Обычный альбос, — Комен пожал плечами.

— Альбос… — протянул Матеус.

— Хех, интересно. А мы с Матеусом, по-твоему, кто? — с озорцой спросил дед.

— Вы — Элларийцы! — воодушевленно ответил Комен. — Мы мало о вас знаем, но вот уже лет десять существует гильдия, изучающая ваш мир, хотя мало кто верил в существование Элларии. Да и я, честно говоря, тоже не верил ведьме.

Глаза альбоса расширились и, моментально вскочив с мокрой травы, он на радостях принялся обнимать деда и мальчика.

— Я вспомнил! Сол меня разорви, ну хоть что-то вспомнил! — прыгая от счастья кричал Комен. — Мой родной город Чакр! Я жил в Ионии, внутри шара, а вы живете снаружи, всё просто!

Дед переглянулся с Матеусом следя за прыжками Комена. Мат сиял от счастья и улыбался во все неполных тридцать два зуба и обнял альбоса. Пришелец радовался частичному восстановлению памяти, а мальчик искренне радовался за друга.

— Спасибо Вам, Гастод! Ритуал и правда помог мне!

Старый рыбак повидал на своём веку тысячи разных людей и сотни чудес. Жителя Элларии тяжело было удивить магическими фокусами. Заставить задуматься — да, но изменить видение мира, к которому тот привык за долгую жизнь — практически невозможно. В его голове выстроились доводы за и против сумасшествия Комена. В пользу душевной болезни говорили слова и действия парня. Против него выступали странные обстоятельства попадания на пляж деревни и сорванный ритуал определения. Но когда Комен сказал, что прибыл из внутреннего мира чаша весов окончательно коснулась пола. Деду стало ясно — парень не болен, он врёт, и не просто врёт, а выдумывает на ходу. Такой нелепицы Гастод не слышал никогда.

— Правильно ли я тебя понял, Комен, ты жил внутри Элларии и прибыл к нам из-под земли? И каким же, позволь спросить, образом?