Мир приключений, 1926 № 07

Вкрадчиво-ласково ответил из темноты голос невидимого капитана:

— А вы боитесь за меня? Вам будет жаль меня, если я разобьюсь? Не бойтесь, я знаю каждый камешек на дороге. Спокойной ночи, сеньорита!

— Зажгите хотя фонарь, Хуарец!

Но в ответ зашуршала лишь земля под велосипедом. И все смолкло…

Геррара летел мягким «тромпом», проселком, между двумя стенами тихо шепчущего маиса. Влажный пассат, вечный гуляка, вырвавшись с недалекого океана, бил в лицо теплыми, ласковыми крыльями. Капитан жадно ловил крепкий аромат океана, отдаленно напоминающий запах иода, к которому примешивался сладкий, кружащий голову запах цветущей белой акации. Тьма была такая, что казалось ее можно было хватать, щупать, раздирать на части. Капитан не видел даже переднего колеса велосипеда. Несмотря на это, Геррара уверенно свернул с «тромпа» на прямую как стрела аллею, искусственно обсаженную кустами белых акаций и кокетливыми метелочками карликовых пальм. Аллея эта прорезала по диагонали весь полигон и, пробегая мимо орудийного парка, упиралась прямо в ворота дома капитана.

Здесь, в этом душном корридоре, было еще темнее. Но чувствуя твердую, утрамбованную почву, усыпанную гравием, по которой легко скользил велосипед, капитан не уменьшил хода.

По мелькнувшим вдали слева двум огонькам капитан понял, что он уже пролетел орудийный парк. До дому оставалось не более мили. Предвкушая двойное удовольствие, ждавшее его дома, — аромат крепкой маниллы[14] и жгучую ласку пахучего английского виски, капитан нажал на педали. Велосипед, словно лошадь под ударом хлыста, рванулся вперед. Гравий засвистел под шинами, а мелкие камешки, с треском вылетая из под колес, пулями защелкали по кустам и раме велосипеда. Пассат не обвевал уже нежно лица, а сердито рвал с головы кепи.

Вдруг от страшного удара обо что-то твердое велосипед моментально остановил свой бешеный бег, как взбесившаяся лошадь поднялся на дыбы и опрокинулся назад, прямо на лежавшего уже на земле капитана. Капитан ногой спихнул его с себя и, поднявшись на локте, набрал воздуху, чтобы крикнуть на помощь. Но в ушах его вдруг зазвенели тысячи колоколов и колокольчиков, сверкнул хоровод ярких разноцветных искр и все пропало, провалилось в какую-то темную, гудящую бездну…

^{От страшного удара велосипед остановил свой бешеный бег. Капитан упал…}

Через полчаса выползла лениво луна. Лучи ее, продравшись с трудом сквозь ветви акаций и пальм, остановились испуганно на двух громадных камнях, положенных поперек аллеи. Рядом, как раненое животное, лежал велосипед, исковерканное переднее колесо которого казалось, при обманчивом свете луны, каким-то безобразным, спутанным мотком стальной проволоки.

IV.

Капитану показалось, что он крепко спад и вдруг проснулся. И первым его ощущением была тупая боль в голове. Как будто эта боль спала и теперь проснулась вместе с ним.

Морщась от боли, он открыл глаза и тотчас прищурил их. Яркие лучи солнца резанули ножами. Прямо перед ним, далеко-далеко, сверкающим бриллиантом играла на солнце тупая вершина гиганта Менаос.

Капитан удивленно перевел взгляд вправо. Сердце испуганно сжалось. В нескольких саженях от него мрачно топорщились знакомые очертания искусственного форта. А за фортом желтели шапки двух блиндажей. А левее, — безобразные дощатые щиты, отдаленно напоминающие скачущую кавалерию.

— Да ведь я же на полигоне!.. Среди артиллерийских мишеней!..

Геррара испуганно рванулся вперед и со стоном повис на впившихся в тело веревках.

— Привязан!

Взглянул вправо, влево, тут-же, около себя, и почувствовал как ледяная струйка смертельного ужаса пробежала по спине. Да, привязан и привязан к одному из столбов, шеренга которых изображала наступающую цепь неприятельской пехоты. Вправо и влево от него уходили ряды столбов. Глубокие царапины, выбоины, расщепины на столбах и изрытая вокруг них, словно в оспе, земля доказывали, что артиллеристы федерации могли иногда стрелять очень метко. Высокая трава окутала столбы так, что лишь одна голова капитана высилась над этой зеленой чащей. Веревки опутывали капитана только до пояса, ноги же его были совершенно свободны.

Упершись в землю носками, капитан из всех сил рванулся вперед. Столб подался, но не слишком. Пересохшая, твердая как камень, земля крепко держала столб.

Упираясь в землю попеременно то носками, то каблуками, Геррара начал дергать столб то вперед, то назад. От каждого его толчка столб качался все сильнее и сильнее.

Пот едкими ручьями катился по лицу, застилал глаза. Геррара поднял глаза на солнце, нестерпимо палившее обнаженную голову, и увидел его над самой вершиной Менаос.

— Уже семь часов! — удивленно подумал он. И тотчас-же страшная мысль словно в кулак стиснула его сердце; — Семь! Начало стрельбы!

Рискуя сломать позвонки шеи, он повернул голову круто назад и, благодаря удивительной прозрачности воздуха, ясно разглядел на главном флагштоке полигона красный вымпел, предостерегающий знак начала стрельбы.