Мир приключений 1969 г.

— Ну чего, — сказал Мишка, вставляя свой факел в другую расселину стола, — чего орать-то, жив твой Викентий — это точно. Ошибочка вышла. Недосмотрели.

Женщина, прижав руки к груди, смотрела на него, вся вжавшись в свое ложе.

— Ну чего гляделки выпятила! — раздражаясь, повысил голос Мишка. — Чего, не видала ни разу красного бойца? На, смотри!

Женщина вдруг подняла руки к лицу и зарыдала.

— Слушай, — подскочил Гуляев к Клешкову, — удача! Это та, понимаешь?

— Кто — та? — спросил Клешков.

— Та, что убила мясника на рынке.

— Ну? — ахнул Клешков. — Ну и положеньице!

Женщина рыдала в голос.

— Не ори! — стервенея, кричал, наклоняясь над ней, Мишка. — Слышь! Не ори! — Он отскочил, и даже в свете факела видно было, как горят его глаза и как белеют скулы. — Замолчишь или нет? — гаркнул он, срываясь. — Молчи, зараза кадетская, а то сейчас жизни решу.

Рука его была в кармане. Женщина всхлипнула и затихла.

— То-то, — успокоившись, сказал Мишка и повернулся к обоим приятелям, — знаю я, как этих мадамов успокаивать. А теперь отвечай, — спросил он, — чего вы с Викентием все жметесь к этому месту, а?

Женщина закрыла глаза.

— Слышь? — Мишка подошел и тронул ее за плечо, она вся изогнулась от этого прикосновения и закрыла лицо рукой.

— Скажите, — сказал Гуляев, тоже подходя к лежащей, — это вы убили мясника?

Женщина открыла глаза. Она смотрела из-под руки с такой ненавистью, что всем троим стало неловко.

— Да, я убила, — сказала она, — убила за то, что он убийца, и по заданию организации. И если б могла, убила бы каждого из вас...

— У, стервоза! — взорвался Мишка. — Ей-богу, нет никаких моих силов! — Он выдернул из кармана куртки увесистый кольт. — Ну, молись, змея белогвардейская!

Женщина, закрыв глаза, приподнялась и села, повернувшись к нему грудью. Но прежде чем Мишка успел выстрелить, Клешков выбил у него кольт, и тот звонко ударился о камень.

— Ты-ы! — попер на Клешкова Мишка. — Контру жалеешь?

— Ты, Мишка, все пулей норовишь окончить, — бормотал, отступая, Клешков, а Гуляев в это время подобрал и сунул себе за пазуху Мишкин кольт.

— Сосунок, — орал Мишка, напирая на отступающего Клешкова, — увидел буржуйскую бабу и нюни распустил!

Он вдруг шарахнулся назад, а Клешков рванулся и не вырвался из сдавивших его медвежьих тисков.

— Эй, ты! — гаркнул низкий бас. — А ну брось пушку! Брось, говорю, а то этих пришибу.

Клешков услышал, как Гуляев бросил свой наган.

— Взять! — услышал он команду и увидел, как метнулся в сторону Мишка и упал, сшибленный чьим-то пинком, а Гуляев, вырвавший было из-за пазухи Мишкин кольт, вскрикнул от боли: женщина ринулась со своей постели, зубами впилась ему в руку.

— Уходить! — крикнул знакомый голос. — Этих взять с собой. Пригодятся.

Снаружи глухо раздавались выстрелы.

...Из-под дверей амбара сочился дневной свет. За дверьми слышались голоса. Сапоги часового изредка останавливались, размыкая полоску света, и снова мерно двигались мимо дверей,

Они лежали на земле, связанные по рукам и ногам. Клешков с усилием поднял голову. Впереди, боком к нему, лежал Мишка. Было видно, как он спеленат веревками и как режет петля его раненую руку, притянутую к груди. Сашка опустил голову. Болела натертая шея. Красковцы гнали их на арканах рядом с лошадьми, пока Мишка не попытался повеситься, зацепившись ногами за какой-то куст. Тогда их всех троих швырнули поперек седел и так и довезли до своего гнезда сквозь лес и сплошные болота. Клешков чувствовал себя виноватым. Это он вышиб у Мишки кольт. А Мишка был прав. Если б они убили эту проклятую седую бабу, они встретили бы банду выстрелами, а вместо этого они лежат вот тут и неизвестно, что еще придумают бандиты.

— Миш, — сказал он.

Мишка не шевельнулся.

Сзади голос Гуляева, чуть охрипший, но все такой же ровный, сказал:

— Привет и братство, как писали депутаты Конвента. Как себя чувствуешь, Клешков?

— Я-то ничего, — сказал Клешков с неохотой. — Как вот Мишка там?

— Фадейчев! — позвал Гуляев.

Мишка не откликался.

Клешков смотрел в потолок. Сквозь щели голубело небо.

— Как кур в ощип попались, — сказал он. — И все ты, Гуляев!

— Все я, — сказал Гуляев. — Неужели ты ныть будешь, Клешков? Я от тебя не ждал. Кто-то из англосаксов сказал: надеяться и действовать не поздно до самой смерти.

— А, иди ты со своими англосаксами, — сказал Клешков, — и без них тошно.

Мишка вдруг заскрежетал зубами и застонал.

— Больно, Миш? — спросил Клешков, поднимая голову.

Фадейчев не ответил.

— Обидно, — вдруг сказал Гуляев. — Я это дело уже почти понял, тут вся загвоздка в том, чт оименно они ищут в совхозе, и вдруг...

Загромыхал замок, распахнулась половинка дверей. Просунулась бородатая рожа. Самого лица не было видно, но борода была заметна и широка.

— Эй, анчихристы, — сказал пропитой голос, — не болтай, а то Носов не стерпит!

— Это кто Носов? — спросил голос Гуляева.

— Иван Порфирьич Носов, георгиевский кавалер и унтер-цер армии его императорского величества. Он как красного учует, так и мечтает, как бы его штычком пошшекотать.

— Серьезный он у вас человек, — опять сказал голос Гуляева.