Мир приключений 1969 г.

— После отъезда вы хоть раз видели кого-нибудь из Андреевых?

— Нет! — зло отрезал Ряднов, и эта злость подстегнула Петра Ивановича.

— А как же вам стало известно, что ваша жена встречалась... с этим самым Робертом, если они уехали да еще неизвестно куда?

Ряднов долго молчал, невидяще глядя куда-то поверх следователя, и опустил глаза.

— Тут так. Перед тем как им уехать, мне ребята на работе сказали: «Смотри, бригадир, за своей женкой». Честно говоря, я и раньше замечал, что она с ним... слишком свободно, что ли, вела себя. То обнимутся вроде в шутку, то он ее с работы подвезет — он же таксишник. Я вроде бы старался не думать, а все-таки грызло это меня. Спросил у нее. Она ответила, что, дескать, мы же с ним в одной школе учились. Старые друзья. Ладно, я поверил. Потом как-то раз меня предупредили: сам убедись — он за ней на работу приезжает. Ушел с работы пораньше, приехал к ее проходной, жду. Верно, подъехал. Она села вместе с подругой, и уехали. Я домой. Дома ее нет. Пришла поздно, привезла ковер. Говорит, устала, еле доперла. Брала на другом конце города, знакомая продавщица позвонила, чтоб заехала. Я спросил: «Одна брала или с кем еще?» Она сразу покраснела и говорит: «Нет, с подругой». — «На Робкиной, говорю, машине?» — «На Робкиной». Все вроде правильно: почему он не мог подвезти? И соседка, и старая знакомая. Но все вроде правильно и неправильно. Грызет у меня сердце, и все. Робку того я просто возненавидел, боялся даже встречаться с ним...

— Почему же боялись, Андрей Яковлевич?

— За себя боялся. Встречу, думаю, покалечу, а то и убью. — Ряднов поднял на Ивонина горящие, страдающие глаза и доверительно сообщил: — Да, вот до какого состояния дошел, а тут еще со всех сторон подзуживают. То один намекнет, то второй подкусит. Бабы поселковые то с жалостью на меня смотрят, то прямо в глаза смеются. Злюсь, бешенствую, но держусь. А потом, дело-то это на старые дрожжи легло.

— Как понимать?

— Ну это вы сами помните... Когда проводили у нас проверку домовладений, Андреевы показали, что будто я им кирпич продавал, краску. Я, как вы помните, от этого отказался.

Ивонин медленно откинулся на спинку стула. В натренированной памяти сразу встали картины тех, уже давних допросов, неминуемых сплетен и дело Андреевых. Похоже, что Ряднов пытается установить с ним контакт, спрятаться за давнее знакомство. Психологически переключить внимание следователя. Не выйдет! Чтобы совладать с собой, Петр Иванович быстро спросил:

— А на самом деле все-таки продавали?

— Да нет, ничего я им не продавал и ничего не менял. Я их просто... презирал. Это ж хапуги. Старший возил ворованное машинами — он же на самосвале работал. Машину кирпича на стройку, а две на сторону. А младший таксишник. Сколько раз с какими-то тюками приезжал...

— А вы молчали?

— Молчал. Потому что подозрение еще не факт. Но чувствовал — хапуги. По всему чувствовал, а доказать не мог. И еще вопрос: почему Робку в армию не взяли? Почему? Говорят, по здоровью. А работать на такси может? И вот всё у них так — на обмане.

— А жену вы били или нет?

— Нет. Говорили про меня, будто бы я бил, но я не бил. На женщину у меня рука не поднимется. А вот Робку не отделал — до сих пор жалею.

— Почему?

— Да все б легче было. А то вот ругались мы с ней, ругались — я все допытывался, — а она взяла и ушла. А ведь раньше мы хорошо жили...

— Скажите, Ряднов, а с тех пор как Андреевы уехали, вы хоть раз видели Роберта Андреева?

— Я же сказал: не видел.

— Ни разу?

— Ни разу...

— И не знаете, где он живет? Чем занимается?

— Нет, не знаю. А заниматься он чем может? Шофер, наверно... Он шофер хороший. Отчаянный шофер.

Ивонин задал еще несколько вопросов, смутно ощущая, что Ряднов слишком уж легко и просто идет в расставленные ему сети. Он даже жалел Ряднова, по-человечески жалел и понимал его: ведь и сам был женатым человеком и знал, что такое ревность. Особенно такая, когда не знаешь толком — правда это или нет. Подозрение — вот что самое плохое. Но как следователь, профессионально он обязан был либо обосновать свое, возникшее на допросе подозрение, либо отбросить его и двинуться дальше. Поэтому, задавая вопросы, он достал документы Андреева и когда ему удалось поймать все еще страдающий, но уже сломленный взгляд Ряднова, быстро подался вперед и, закрыв рукой большую часть шоферского свидетельства Андреева, показал Ряднову его фотографию.

— Вы знаете этого человека, Ряднов?

Делать это Ивонину, может быть, и не следовало бы. И учебники и практика предписывают следователю предъявлять фотографию к опознанию не в одиночку, а только в группе. Но дело оборачивалось так необычно, что Петр Иванович второй раз за время этого допроса позволял себе пойти на некоторое нарушение установившейся практики. Иначе он поступить не мог: он чувствовал растерянность Ряднова, его внутреннюю сломленность и спешил, потому что в иное время и в иной обстановке подозреваемый справится со своей слабостью и помешает самому главному в работе следователя — установлению истины.