Мир приключений 1974 г.

В отделе кадров таксомоторного парка ему дали тонкую папку, на которой было написано: «Воронов Степан Антонович». Митин прочитал несколько листов, которые в ней лежали. Родился Воронов в 1940 году. Воспитанник детского дома. Холост. Беспартийный, образование семилетнее, служил в армии в бронетанковых частях, судимость… Ага, верно говорила Симукова: пять лет тюремного заключения по 206-й статье УК. Освобожден в 1972 году.

Автобиография написана па листке, вырванном из ученической тетради. По почерку видно, что писать Воронову приходится редко: делает грамматические ошибки, пропускает знаки препинания.

Благодарности ни одной, зато несколько приказов: предупреждение за обсчет пассажира, выговор по жалобе пассажира за отказ везти за город, вызов в суд по делу об избиении пассажира.

«Ну и тип!» — невольно подумал Митин.

Начальник колонны, в которой работал Воронов, оказался на редкость немногословным. Левый глаз у него, как у пирата, был перевязан черной засаленной лентой. Он больше слушал, чем говорил. «У такого только интервью брать…» — с досадой подумал Митин после нескольких попыток получить от пирата более подробную характеристику Воронова.

— У нас недавно, чуть больше года. До этого работал и четвертом парке, — сообщил тот.

— Почему ушел оттуда, не знаете?

— Кто их разберет! Поскандалил, говорят, в буфете, самого директора матом покрыл. Парень горячий, и в тюрьме, говорит, за драку сидел. План выполняет, за машиной следит. Проколы есть в талоне. Без проколов в нашем деле нельзя.

— Пьет?

— Не замечал.

— За что его в суд вызывали? Избил кого-то? Судили?

— Нет, отвертелся как-то.

— Не заметили, есть у него какие-нибудь особые приметы?

Начальник пожал плечами.

— А все же, татуировка, еще что-нибудь?

— Татуировка есть, видел. На правой руке на каждом пальце по букве, получается «Таня». Я же говорю, в тюрьме сидел.

— Дружил Воронов с кем-нибудь из шоферов в парке? — Вроде бы нет. У нас ведь как: сдал в кассу выручку и будь здоров! Индивидуалисты. Может, на стороне кто был…

Больше из него ничего не удалось вытянуть. Впрочем, и того, что было в личном деле и что говорил начальник колонны, следователю было в какой-то мере достаточно, чтобы составить о Воронове приблизительное мнение. Обсчитывал пассажиров — значит, нечист на руку. Неуживчивый, с необузданным характером. Вероятно, грубый. Избил какого-то пассажира. В тюрьму угодил за хулиганскую драку, там попал под влияние опытных уголовников, наслушался их хвастливых рассказов. На свободе поддерживал связь с тюремными «дружками», потом решил сам пойти на «дело». Обычный путь, обычная биография многих преступников.

Женское имя, вытатуированное на пальцах… Прекрасная примета для розыска! Ее не снимешь, не бросишь в ящик с грязным бельем. И потом, она все время на виду: ведь не будет же он летом носить перчатки или бинтовать кисть руки! Таня?.. На обороте фотографии, обнаруженной у Воронова в столе, подписалась тоже Таня. Вероятно, это одно лицо. Кто она ему? Скорее всего, так звали его возлюбленную, с которой он расстался, а фотографию продолжал хранить.

Митин вынул из кармана несколько снимков. Были они любительскими, но лицо у девушки всюду в фокусе. Миловидное, с правильными чертами, на голове уложена короной толстая коса. Большие темные глаза смотрят прямо в объектив, и из них и с губ, кажется, так и рвется сдерживаемая улыбка. «Приятная девушка», — подумал Сергей Петрович. На обороте надпись: «Дорогому Степе на вечную память. Таня». И дата: 1963 год. Так и есть, старая любовь, еще до тюрьмы. Тюрьма разъединила, и сейчас у Воронова — Симукова, особа вульгарная и малосимпатичная. Что ж, бывает…

На других снимках Таня в белом халате возле цветочной клумбы, вокруг толпятся дети дошкольного возраста. Кто она; воспитательница в детском саду, медсестра или няня? Еще одна карточка. На ней Таня смеется. «Какая хорошая девушка досталась этому негодяю, — подумал Сергей Петрович. — И как ей повезло, что тюрьма их вовремя разлучила… Впрочем, кто знает, не угоди Воронов в тюрьму, не поддайся там влиянию уголовников — и потекла бы его жизнь с Таней по другому руслу».

Глава тринадцатая

Бабин из Крыма прилетел на другой день.

— Пустой, как лотерейный билет, — сказал он следователю при встрече.

— Вот вам и логика! — огорченно сказал Митин. — Как иногда подводит! Ведь должен был, по всему должен отдыхать в санатории — и на тебе! Накаркал тот врач в больнице, придется стог сена ворошить.

Владыкин, по обыкновению, занимался рисованием. Бабин приткнулся в углу дивана с таким видом, будто он был виноват в том, что Воронова в санатории не оказалось.

— Логика — она у разных людей бывает разная, — заметил Владыкин, не поднимая головы от рисунка. — У нас одна, у Воронова другая. Решил пожертвовать путевкой и отсидеться в другом месте. Когда заяц петляет по первому снегу от охотника, он, заметь, меньше всего думает о логике. И правильно делает! — Ему понравилось сравнение, и он, довольный, рассмеялся.