Мир приключений 1974 г.

— А я о чем все время говорю? Не получается, а так все на самом деле и было. Вы ограбили. Улики это говорят, вот в чем дело. Против фактов что скажешь?

Воронов вдруг резко вскочил. Лицо его побагровело, исказилось и стало страшным. Казалось, он сейчас обрушит на следователя удары своих длинных костлявых рук.

— А мне плевать, что у тебя получается! — срывающимся голосом закричал он. — Погубить хотите, дело пришиваете? Ишь как ловко подвел! Ты, может, еще скажешь, что я убить ее хотел?!

Дверь открылась. В камеру, привлеченный криком, заглянул дежурный по коридору. Митин сделал ему успокоительный знак.

— Не знаю, возможно, и хотели. Лишь счастливая случайность спасла женщину от смерти. Благодарите судьбу, Воронов, что она жива осталась. Лучше скажите, где спрятали вещи и деньги? В Москве, в Старой Рузе?

Воронов тяжело дышал. Подошел к окну, ухватился руками за прутья решетки, стараясь подавить вспышку ярости. Голос его звучал глухо, говорил он не оборачиваясь:

— Ничего не знаю… Не грабил, не убивал. Так в протоколе и запишите. Мало ли чего! Вы сначала докажите, что я грабил… придумать все можно.

— А мы ничего не придумывали. Зачем нам придумывать, когда у нас на руках все улики и доказательства? Попробуйте их опровергнуть. Ну, я жду. Молчите?

Парнем овладел страх. Он вернулся, сел на свое место, жадно закурил. Сергей Петрович тоже вынул сигарету.

— А как их опровергнешь? — тихо, словно говоря сам с собой, произнес Воронов, глядя в пол. Потом опять истерично закричал: — Не хочу я опровергать! Вы докажите!

— Ну вот, опять! — огорченно вздохнул Митин.

— Не грабил — и все!

Редки случаи, когда преступник сразу признает предъявленное ему обвинение. Обычно изворачивается, лжет, все отрицает. И сдается лишь припертый неопровержимыми уликами, показаниями свидетелей или на очной ставке. Но бывают и такие, что несмотря ни на что все равно упорно отказываются признать себя виновными.

По всей видимости, к последней категории принадлежал и Воронов. Митину был знаком этот тип людей; с ними тяжело и противно иметь дело — вопреки логике и фактам, они с маниакальной настойчивостью твердят одно: нет, нет и нет…

Неподготовленный к разговору о грабеже, захваченный им врасплох, надеявшийся, что все сведется лишь к случаю в Рузе, Воронов растерялся и тоже пошел по самому простому и легкому пути — отрицанию всего. Но что он будет говорить, когда лицом к лицу встретится с женщиной, которую ударил молотком?

Глава шестнадцатая

Процедура предъявления личности подозреваемого жертве ограбления была подготовлена строго по форме. Укладову из общей палаты перевели временно в отдельную, довольно большую, светлую, с двумя окнами, выходящими в сад. Женщину предупредили об ответственности за дачу ложных показаний. Воронов был доставлен из тюрьмы под конвоем — сопровождал его, кроме Митина и Бабина, конвоир охраны. В коридоре больницы недалеко от палаты, куда была переведена Укладова, дожидались четверо таксистов, специально подобранных Бабиным. Были они молодыми, худощавыми и примерно одного роста с Вороновым. Так требовал закон. Подозреваемый не должен резко отличаться от них наружностью.

В кабинете дежурного врача Бабин предложил Воронову надеть куртку со сквозной застежкой — «молнией», в какой тот был в ночь ограбления, и форменную фуражку таксиста. Воронов послушно надел. Был он молчалив, углублен в себя и все указания выполнял механически. Лишь время от времени шумно вздыхал, словно выполнял тяжелую работу. Щетины на щеках не было, тюремный парикмахер побрил его сегодня особенно тщательно.

— Здравствуйте, Галина Семеновна! — бодро приветствовал больную Митин, первым вошедший в палату. — Я не одни, мы тут целой компанией. Заходите, товарищи!

Укладова приподнялась. Бинт на ней был уже легкий, покрывал лишь часть головы, оставляя лицо открытым. Она была явно взволнована предстоящей встречей с бандитом и смотрела на входивших мужчин внимательно и испуганно.

Таксисты без халатов, ступая на носки, гуськом вошли в палату. За ними понятые — няня и медсестра. Митин пропустил их, стоя у двери. Сначала таксисты сбились в кучу, но потом встали у стены шеренгой. Воронов оказался с краю возле окна. Конвоир и Бабин, чтобы не заслонять шоферов, тоже встали у двери. Двое таксистов, самые молодые, почему-то ухмылялись, другие сохраняли серьезный вид. Все уставились на побледневшую больную.

— Прошу вас, Галина Семеновна… — начал Митин и не докончил фразу.

Укладова вытянула руку, указывая на Воронова, и закричала:

— Вот он, негодяй! Этот…

Затем зажмурилась, как от яркого света, схватилась руками за лицо и откинулась на подушку. Вероятно, перед ней опять возникла страшная ночная картина, когда грабитель замахивался на нее молотком.

Наступила полная тишина. Все повернулись к Воронову. У того медленно опускалась нижняя челюсть. Открытый рот его казался темным провалом на белом лице.