Мир приключений, 1975 (№20)

— А помчался он в сторону Баку, — добавил Мурсалов.

— “Срочный запрос через ГАИ республики всем постам бакинской магистрали. — Это уже Шахинов диктует в трубку дежурному. — Просим немедленно сообщить обо всех случаях, включая самые незначительные, нарушений правил движения мотоциклистами в период с двадцати одного тридцати до двадцати трех часов двадцать девятого декабря. Одновременно просим опросить те же посты о возможной фиксации ими проезжавших мотоциклистов на машинах с колясками. Срочность задания объясняется расследованием тяжкого преступления”.

Потом мы стоим у настенного плана города, и Мурсалов прокладывает предполагаемый маршрут мотоциклиста, на ходу поясняя:

— Теперь понятно, почему мой дорнадзор на шоссе с ним не встретился. Когда дежурный сообщил о происшествии, дорнадзор сразу поехал в город, а мотоциклист в это время уже свернул на пустырь.

На карте это очевидно. Дорнадзоровец двигался к Морской по катетам прямоугольного треугольника, а беглец — по гипотенузе, которая почти напрямую, вывела его к шоссе. Так они и разминулись.

— Это ясно, — сказал Шахинов. — Смущает другое. Судя по всему, о н не “наш”, по крайней мере, живет не здесь, иначе скрылся бы в городе, а не на шоссе, где исчезнуть несравненно труднее. С другой стороны, ограбление завмага предполагает хорошее знание местных условий. Не говорю уже об удачно выбранном, видимо, заранее маршруте бегства.

— Очень просто, живет в Баку, работает у нас, — сказал Рат.

Широко распространено представление, будто жители “спутников” работают на своих “планетах”. В основном, оно верно. Но ведь спутник спутнику рознь. Есть “жилые” и есть “промышленные”; наш относится к последней категории, здесь работают тысячи бакинцев, а местных жителей, работающих в Баку, можно сосчитать по пальцам. Все это Шахинову, конечно, известно. Просто подход: девяносто девять против одного ему органически не приемлем. Он относится к тем, кто признает только абсолютные гарантии. Поэтому принятое им решение меня не удивляет.

— Надо проверить всех владельцев мотоциклов с колясками. Создаем две оперативные группы. Первая, во главе с Сеидом, займется “нашими”, остальными — Кунгаров.

Расходимся около полуночи. Сержант из дежурной части сообщает, что меня ждут.

Выхожу во двор и вижу одиноко стоящий мотоцикл со съежившимся в седле Алешей Наджафовым.

— Ты почему домой не поехал? — удивился я.

— Хотел узнать…

— Ты же замерз, как суслик…

— Думал, вы ненадолго. И не холодно, ветра нет — а у самого зуб на зуб не попадает.

Я предложил ему ночевать у нас, в комнате отдыха для дежурных, но он наотрез отказался.

— Отец спать без меня не ляжет, всю ночь ждать будет.

Отпустить его промерзшего, да еще верхом на мотоцикле, я не мог. Он послушно пересел в люльку, укутался брезентом. Мотоцикл легкой рысцой бежал по пустынным улицам. Ночь и на самом деле тихая, торжественная. Звезды словно впечатаны в чернь металла. Южное небо: никаких полутонов.

— Куда вы их… с автостанции?

Наджафов сразу понимает, о ком я:

— В общежитие. Родители приехали, родственники. Много народу приехало. Все в одном селении живут. В больницу пока нельзя, в общежитии ждать будут.

“Ждать в общежитии”. Слово какое подходящее.

— Теперь как судьба скажет, — вздыхает Наджафов.

— Ты что — фаталист?

Он на мгновение поворачивается ко мне. “Не понял”, — догадываюсь я. Значит, не густо с образованием, а по-русски говорит хорошо, чисто.

— Теперь куда?..

— С Апшеронской на Вторую Поперечную сверните… Там живем.

Улица короткая и низкая, сплошь из мазанок и таких же белых заборов. Из-за тех, что повыше и поновее, доносится угрожающее рычание. Кавказские овчарки-волкодавы, приземистые, широкогрудые, с обрезанными ушами, их держат не для прогулок: не приведи господь встретиться с ними без хозяина.

— Здесь мы живем, — останавливает меня Алеша у покосившегося заборчика. Через него и дворик, и дом — как на ладони. Застекленная веранда ярко освещена. Зато летом они наверняка скрыты зеленым шатром: множество деревьев.

— В саду живете.

— Это что… розы какие были. Теперь я вас не отпущу. Честное слово, очень обидите. И телефон есть.

На веранде старик, на корточках, не обращая на нас внимания, что-то быстро-быстро бормочет, ритмично, как “китайский болванчик” раскачивает головой.

— Больной отец, совсем больной! — громко объясняет Алеша.

— Тише, — невольно прошу я.

— Все равно не слышит. Своим делом занят. Часами вот так с кем-то разговаривает.

Но старик услышал, только среагировал чудно. Не оборачиваясь к нам, крикнул:

— Нури! Опять мне мешаешь. Приехал, иди в дом!

— С братом меня путает. Видели, совсем больной. Проходите, пожалуйста.