Я так и не могла вырваться из их круга. Я шла, а они, не расцепив кольца рук, сопровождали меня, и пели, и плясали, и гоготали, и визжали. Потом кто-то их позвал. Круг распался, и они умчались. Я вошла в тень улицы. Был вечер, но было светло. Свет был серый и немножко лиловый, как бывает в сумерки. Горели фонари, но они были не нужны. Был виден каждый нежный лист акаций, и резной лист платанов, и растопыренные листья дрока.
И вдруг в эту тихую улицу с конца ее влилась толпа. Опять гитары и песни. И эта лавина всосала меня. Здесь были кабальеро в широких испанских шляпах, плащах и с гитарами, и здесь были дамы с буфами и в полумасках. Глаза смеялись в прорези черных масок, зубы блестели из-за вееров. Лавина прокатилась, ее поглотил зеленый коридор. Остался только одинокий монах в черном капюшоне. Он шел посреди улицы чуть пошатываясь и разговаривая сам с собой.
Как я могла забыть! Ведь сегодня 22 июня. Сегодня у десятиклассников выпускные вечера.
Прошел год. Я бы уже кончала первый курс. Но зато я не увидела бы то, что увидела. Неужели все-таки это произошло на самом деле? И только сейчас я по-настоящему почувствовала радость.
Мама, ты, наверно, думаешь, что я еще страдаю о Матвее. Знаешь, вот нисколечко! Все очень хорошо, понимаешь, хо-ро-шо! А то, что было сегодня, так это не просто хорошо, а замечательно. Замечательно! Замечательно!
И знаешь, мама, мне почему-то не кажется, что ты несчастна. II хоть у тебя так случилось с ногами, и хоть отец не живет больше с нами — все равно, знаешь ли, жить здорово! Или это потому, что мне так хорошо? Тогда возьми у меня кусочек радости. Не кусочек, а кусок, возьми кусище! У меня ее так много, так много. Мне ее просто некуда девать! Мне тяжело ее тащить одной. Мама! Раздели со мной мою радость. Возьми у меня хоть кусочек!
Я вошла в наш переулок, и навстречу мне снова выплыла толпа ребят с гитарами. В наших окнах горел свет, а когда я подошла ближе, то мой нос безошибочно уловил знакомый запах вареников с вишней.
Владимир Санин. ЛАСКОВЫЙ ВЕТЕРОК В ГОРОДЕ Н
Предчувствуя, что отдельным читателям мое повествование может показаться недостаточно достоверным, я, прежде чем взяться за перо, беседовал со многими крупными учеными. Большинство из них проявило завидную широту взглядов.
— Мы слишком мало знаем о космических излучениях, — сказал мне знаменитый астроном академик Юрский. — Явление, которое вы наблюдали, наверняка связано с проникновением сквозь атмосферу направленных лучей искусственного происхождения, что лишний раз подтверждает мою гипотезу о внеземных цивилизациях. Дерзайте, молодой человек, пишите! Я вас отключаю, коллега.
Я хотел было спросить, не могу ли за свой труд рассчитывать на присвоение ученой степени, но академик уже вывинтил из уха слуховой аппарат и с упоением уставился в телескоп, изучая взрыв сверхновой звезды, свет которой, делая по триста тысяч километров в секунду, шел до нас четыре миллиона лет (хотите — верьте, хотите — проверьте).
Зная, что некоторые ученые по рассеянности могут мои наблюдения принять за свои, я вынужден зашифровать место действия под буквой Н.
Итак, вот изложение событий, происшедших в городе Н. некоторое время тому назад.
По свидетельству очевидцев, находившихся в разных частях города, это началось ровно в полдень.
На городском рынке домохозяйка Бессонова приценивалась к мандаринам. Их продавали стройные джигиты со жгучими черными глазами. Джигиты были несговорчивы. Ссылаясь на действие закона стоимости, они требовали за килограмм оранжевых плодов три рубля. Домохозяйка Бессонова, слабо знакомая с наукой, упирала на совесть и давала любую половину.
В это же время регулировщик уличного движения сержант Петров отвернулся и сделал вид, что его нисколько не интересует, как поступит в данной ситуации владелец собственной машины гражданин Жмых. Последний попался на удочку и весело рванул на желтый свет. Сержант Петров мгновенно обернулся и радостно засвистел. Гражданин Жмых клялся, божился и ломал руки — проявление отчаяния, от которого на суровом лице регулировщика не дрогнул ни один мускул. Сержант вытащил из сумки квитанционную книжку и…
Без двух минут двенадцать главный редактор толстого журнала подошел к распахнутому окну своего кабинета и увидел, что к редакции мрачно приближается поэт Дошкольный, автор двухкилометровой поэмы «Гвозди», из-за попыток прочесть которую преждевременно ушел на пенсию заведующий отделом. Главный поморщился и вызвал секретаря.
— Когда бы ни явился Дошкольный…
Ровно в полдень над городом прошелся какой-то удивительный ветерок: свежий, нежный, обволакивающий и чарующий. Именно с этого мгновения нарушилось привычное течение жизни и начались весьма странные, необъяснимые явления.
— Ты… Ты… — подбирая нужное слово, восклицал на рынке джигит. И вдруг слово нашлось: — Симпатичный ты мне человек! Красивой души человек! Бери мандарины… даром!
— Почему твои? — обиделся второй джигит. — У меня крупнее!