На розовато-лиловом ковре доктора Самсона появилось пятно величиной с двадцатипятипенсовую монету. Оно темнело, утолщалось и, наконец, выросло в небольшое плодовое деревце. Доктор сорвал один из фиолетовых стручков, понюхал его и бросил на стол. Затем посмотрел на Лэнигена — строго, но печально.
— Ты говорил мне раньше про мир твоего сна, Том.
Лэниген кивнул.
— Мы обсудили его, проследили его происхождение, исследовали его значение для тебя лично. Я думаю, за прошедшие месяцы мы нашли причину, почему у тебя
Лэниген печально кивнул.
— Но ты отказываешься понимать и всякий раз забываешь, что мир твоего сна — просто сон, ничего кроме сна, управляемого произвольными законами сновидений, которые ты сам же и изобретаешь ради удовлетворения собственных психических потребностей.
— Мне бы очень хотелось этому верить, — ответил Лэниген. — Но вся беда в том, что мир моего сна чертовски разумен.
— Вовсе нет, — не согласился доктор Сгмсон. — Он просто иллюзорное следствие твоей самозамкнутости. Действия человека основаны на определённых предположениях о природе мира. Допустим, его предположения и поведение полностью осмысленны и разумны. И изменить его предположения, эти фундаментальные аксиомы, почти невозможно. Например, как ты докажешь человеку, что он не управляется неким секретным радио, слышимым только ему?
— Я понимаю проблему, — пробормотал Лэниген. — И это происходит со мной?
— Да, Том. Ты ждёшь от меня доказательств реальности истинного мира и ложного мира твоих снов. Ты согласен отказаться от своих фантазий, если я предоставлю тебе такие доказательства.
— Да! Совершенно верно! — воскликнул Лэниген.
— Но видишь ли, я не могу их предоставить, — заявил доктор Самсон. — Природа мира явна, но недоказуема.
Немного подумав, Лэниген спросил:
— Послушайте, док, но я ведь не настолько болен, как тот тип с секретным радио, а, док?
— Нет. Ты — нет. Ты более благоразумен и более рационален. Ты сомневаешься в реальности настоящего мира, но, к счастью, ты сомневаешься и в реальности своих иллюзий.
— Тогда давайте их проверим, — предложил Лэниген. — Я понимаю ваши трудности, но, док, клянусь вам, я приму любые доказательства, какие только смогу воспринять.
— Это не моя область, — сказал Самсон и сосредоточенно наморщил лоб. Немного подумав, он произнёс: — Мне кажется, что мы познаём мир при помощи ощущений, следовательно, в конце анализа мы должны предъявить свидетельства таких ощущений.
Лэниген кивнул, и доктор продолжил:
— Итак, мы знаем о существовании вещей, поскольку наши чувства говорят нам об этом. А как нам проверить справедливость наших наблюдений? Только сравнивая их с чувственным восприятием других людей. Мы будем знать, что наши чувства нас не обманывают, если чувства других людей подтверждают существование предмета, о котором идёт речь.
Лэниген подумал немного и отметил:
— Следовательно, реальный мир — это просто набор сущностей, одинаково воспринимаемых разными людьми?
Самсон скривил губы и заявил:
— Я уже говорил, что не силён в метафизике, однако считаю это допустимым доказательством.
— Да… Но, доктор, предположим, что все наблюдатели ошибаются. Предположим, к примеру, наличие множества миров и реальностей, а не только одной. Предположим далее, что наблюдатель воспринимает лишь одну произвольно выбранную реальность из бесконечного ряда реальностей. Или предположим, сама природа единой реальности такова, что она способна меняться, а я каким-то образом воспринимаю её изменения.
Доктор Самсон вздохнул, вытащил небольшую зелёную летучую мышь, случайно залетевшую ему в пиджак, и рассеянно прихлопнул её линейкой.
— Если это так, — сказал он, — то я не могу опровергнуть ни одного из твоих предположений. Том, я считаю, что нам лучше ещё раз проанализировать весь твой сон.
Лэниген скривился.
— Мне бы действительно этого не хотелось. У меня такое чувство…
— Догадываюсь, что ты имеешь в виду, — улыбнувшись, произнёс Самсон. — Зато мы раз и навсегда либо докажем, либо опровергнем твои сомнения, не так ли?
— Видимо, да, — согласился Лэниген. Набравшись храбрости (а что ещё оставалось делать?) он начал: — Значит так: сон начинается… начинается…
От одного только воспоминания его сковал ужас — головокружительный, тошнотворный ужас. Лэниген пытался было встать с кушетки, но увидел нависшее над собой лицо доктора, блеснувшее металлом, услышал, как тот произнёс: «Попробуй расслабиться… подумай о чём-нибудь приятном», а затем либо Лэниген, либо мир, либо тот и другой вместе, умерли.
Лэниген и (или) мир вернулись к существованию. Какое-то время прошло, а может, и не прошло. Что-то, может, произошло, а может, и нет.
Лэниген приподнялся на кушетке и посмотрел на Самсона.
— Ну, как себя чувствуешь? — спросил доктор.
— Нормально, — ответил Лэниген, — Что случилось?
— Тебе было плохо, — сообщил Самсон. — Расслабься чуть-чуть.