Мир в латах

Сидящие за столом закивали головами, бормоча слова согласия. — Пожалуй, не найдется ни одного воспитанного в христианской вере мальчика, — продолжал епископ, — который бы одной прекрасной ночью не задавал себе вопроса: а вдруг я — это Он? Вдруг уже свершилось долгожданное Второе Пришествие, и Он — это я? А что если… что если, о Господи, что если я — Иисус? Вот было бы здорово!

Католические и протестантские священники, а также единственный раввин мягко засмеялись, вспоминая свое собственное детство, свои дикие, необузданные фантазии и какими глупыми они тогда были.

— Наверно, — сказал молодой священник, отец Наивен, — еврейские мальчики воображают себя Моисеем?

— Нет, дорогой друг, отнюдь, — ответил рабби Ниттлер. — Мессией!

Снова мягкий смех со всех сторон.

Лицо отца Найвена дышало свежестью — кровь с молоком.

— Ну конечно, — сказал он, — как это я не догадался. Христос не был Мессией, не так ли? И ваш народ до сих пор ждет Его пришествия. Странно.

— Не более странно, чем все это, — епископ Келли поднялся, чтобы проводить их на террасу, с которой открывался прекрасный вид на марсианские холмы, древние марсианские города, старые дороги, высохшие реки, в которых вместо воды текла пыль, наконец на Землю, до которой было шестьдесят миллионов миль и которая сверкала чистым светом на этом чужом небе.

— Могли ли мы в самых диких своих фантазиях вообразить, — сказал преподобный Смит, — что настанет день, когда будем совершать службы в Баптистской молельне, в соборе Девы Марии, в синагоге Гора Синай, здесь — на Марсе?

Все присутствующие откликнулись мягкими “нет”, “нет”.

Затем среди этих приглушенных голосов раздался другой — резкий. Отец Наивен, когда они вступили на балюстраду, включил транзистор, чтобы сверить часы. Из небольшой американо-марсианской колонии, расположенной внизу, передавали известия. Они прислушались:

— …по слухам вблизи города. Это первый марсианин, замеченный в нашей колонии в этом году. Горожан настоятельно просят относиться к подобным визитерам с уважением. Если…

Отец Наивен выключил приемник.

— Наша все еще не охваченная паства, — вздохнул преподобный Смит. — Я должен признаться, что прилетел на Марс не только для того, чтобы работать с христианами. Я надеялся в один прекрасный день пригласить на воскресный обед марсианина и порасспросить его про их теологию, про их духовные нужды.

— Мы все еще непривычны для них, — сказал отец Липскомб. — Я думаю, через пару лет они поймут, что мы не какие-нибудь дикие охотники за скальпами. Однако трудно бывает сдержать любопытство. В конце концов фотографии, сделанные нашими “Маринерами”, показывали, что здесь нет никакой жизни. И однако жизнь тут есть, очень загадочная, хотя в чем-то и похожая на человеческую.

— В чем-то похожая, Ваше Преосвященство? — рабби задумчиво отхлебывал маленькими глотками свой кофе. — Мне кажется, они даже более человечны, чем мы сами. Они позволили нам поселиться здесь, а сами укрылись на холмах. Возможно, они изредка появляются среди нас, замаскировавшись под землян.

— Вы действительно верите, что они обладают телепатическими и гипнотическими способностями, позволяющими им ходить в наших городах, обманывая наши взоры иллюзорными масками, так что никто из нас ничего не подозревает?

— Ну конечно же, верю.

— Тогда наше собрание, — сказал епископ, передавая гостям мороженое и рюмочки с ликером, — это настоящий вечер разочарований. Марсиане не откроются нам просветленным, чтобы мы их спасли.

Многие заулыбались при этих словах.

— …и Второе Пришествие Христа, таким образом, отложится еще на несколько тысяч лет. Долго ли нам ждать, о Господи?

— Что касается меня, — заявил юный отец Наивен, — я никогда не мечтал о том, чтобы быть Христом во время Второго Пришествия. Я всегда, от всего сердца, хотел встретиться с ним. Я думал об этом, даже когда мне было всего лишь восемь лет. Видимо, это и было главной причиной того, что я стал священником.

— Чтобы быть для Него, так сказать, уже своим, в случае Его появления? — добродушно предложил рабби.

Молодой священник ухмыльнулся и кивнул. Остальные ощутили желание подойти и прикоснуться к нему, потому что он затронул в каждом какие-то давно забытые прекрасные чувства. Они ощущали в себе необыкновенное умиротворение.

— С вашего позволения, господа, — сказал епископ Келли, поднимая бокал, — за первое пришествие Мессии или Второе Пришествие Христа. Может быть, это нечто большее, чем просто глупые древние фантазии.

Все выпили и некоторое время молчали.

Епископ высморкался и протер платком глаза.

Остаток вечера прошел как множество других вечеров, которые вместе с рабби проводили протестантские и католические священники. Они играли в карты и спорили о святом Фоме Аквинском и сдались под напором неотразимых, логически отточенных аргументов рабби Ниттлера. Они обозвали его иезуитом, выпили по последней перед сном чашечке и прослушали по радио последние известия: