Мир в XX веке

Ускорение развертывания войск противоречило мнению профессионалов. Французскому военному атташе генералу Лагишу Жилинский в сердцах сказал: “История проклянет меня, но я отдал приказ двигаться вперед”[336]. Как полагает английский военный историк Б. Лидл Гарт, “решительно выставить 800 000 солдат на пятнадцатый день мобилизации создало напряжение в громоздкой российской военной машине с ее многочисленными недостатками, проявившимися при начале ее движения. Ощутимым стало напряжение и в российском Генеральном штабе, где решения стали приниматься в состоянии нервного ажиотажа”

[337].

Перед Россией стоял вопрос сохранения солидарности с Западом, и Россия принесла жертву. Вот мнение британского посла Бьюкенена: “Если бы Россия считалась только со своими интересами, это не был бы для нее наилучший способ действия, но ей приходилось считаться со своими союзниками”[338]

. На следующий день после окончания мобилизации 1-я армия Ренненкампфа и 2-я армия Самсонова силой 410 батальонов, 232 кавалерийских эскадрона и 1392 пушки (против 224 батальонов пехоты, 128 эскадронов и 1130 пушек немцев) под общим командованием генерала Жилинского начали наступление на Восточную Пруссию.

Идея заключалась в том, чтобы двумя огромными клещами окружить войска генерал-полковника фон Притвица, защищавшие Восточную Пруссию. Ренненкампф выступил прямо на запад сквозь Роминтернский лес прямо в центр юнкерской Пруссии, а Самсонов должен был проделать серповидное движение и сомкнуться с ней с юга примерно в районе Мазурских озер. Тогда дорога на Берлин была бы открыта. Это был весьма смелый замысел, но он требовал четкой координации всех участвующих в нем сторон. Однако Жилинский, столь блестящий в придворном окружении, не умел вести наступательные бои. Он не обеспечил связь с обеими выступившими армиями. Он оставил артиллерию в безнадежно устаревших крепостях. Дивизии резерва никак не были связаны с вступившими в боевое соприкосновение войсками. Оба генерала, Ренненкампф и Самсонов, были избраны по критерию компетентности, опыта и энергии, представляя собой лучшие кадры русской армии. Но их вера во всесокрушающую силу кавалерии, безразличие к постоянной разведке, неумение наладить снабжение наступающей армии, слепая жажда просто увидеть врага и броситься на него, сыграли дурную службу.

Шансы на успех были весьма значительны, несмотря на тактическую и стратегическую слепоту русских генералов. Главнокомандующий германскими войсками в Восточной Пруссии генерал Притвиц не смел полагаться на свои четыре корпуса и начал готовиться к отступлению за Вислу. Во время телефонной беседы с главной штаб-квартирой Притвиц впал в истерику. Стресс оказал плохую услугу. Генерал Мольтке сам был в состоянии высшего напряжения — ближайшие дни должны были показать реальную цену “плана Шлиффена”. На службу был признан отставной генерал Гинденбург. Начальником его штаба стал генерал-майор Э. Людендорф, оказавшийся лучшим германским стратегом этой войны. С прибытием дуэта Гинденбург-Людендорф в штаб Восточного фронта начинается “научная” война германского командования против храброго, но лишенного стратегического видения и организации русского воинства.

Отвечавший за разведку полковник Гофман в свое время был германским военным атташе в Санкт-Петербурге, и никакие ошибки русского военного руководства не могли его удивить. Он убедил Людендорфа, что Ренненкампф не будет спешить на помощь Самсонову, так как два генерала не разговаривали друг с другом, а их дуэль во время японской войны предотвратил лишь царь[339]

.

В последовавшей битве горько обозначилось несчастье России — отсутствие координации, хладнокровного рационализма, научного подхода к делу. Жилинский, Самсонов и Ренненкампф недооценили возможности немецкой армии в Восточной Пруссии. У. Черчилль не мог удержаться от вопросов: “Почему стратегический русский план предусматривал наступление двух отдельных армий, что очевидным образом давало преимущество немцам, использовавшим разделительные свойства озер и фортификаций, равно как и густую сеть своих железных дорог? Почему Россия не увидела преимущества движения единой армией, продвижения к югу от Мазурских озер на более широком и мощном фронте? Не могли ли они оставить открытой территорию между Ковно и границей открытой с тем, чтобы заманить немцев в ловушку? Один удар со стороны Варшавы-Белостока в направлении Вислы перерезал все коммуникации, все железные дороги, сминал все германские планы”[340].