Мир в XX веке

Неприятие тоталитарных идеологий с их набором понятий и установок относилось в равной степени к государствам с различным общественно-экономическим строем — как на Западе, так и на Востоке Европы. Наиболее очевидно это проявилось в начале второй мировой войны, когда державы “оси” потребовали от Ватикана повторить во всеуслышание неоднократное осуждение идей коммунизма, однако, он ответил категорическим отказом. Более того, 20 сентября 1941 г. секретарь Конгрегации по чрезвычайным церковным делам Д. Тардини в письме апостолическому делегату в Вашингтоне А. Чиконьяни писал, что знаменитая антикоммунистическая энциклика 1937 г. “Divini redemptoris” была написана в конкретной политической обстановке и “данный текст не следует применять в настоящий момент, когда имеет место вооруженный конфликт”[174]

. Тардини неоднократно повторял, что не может определить, какая из двух политических систем (нацизм или коммунизм) является худшей. “В идеологическом аспекте, — говорил Тардини, — они одинаково ложны и опасны: обе материалистические, обе антирелигиозные, обе являются разрушительницами основных прав человеческой личности, обе являются врагами Св. Престола”[175]

.

Вместе с тем практика конкордатов и попыток мирного урегулирования взаимоотношений с тоталитарными режимами оказала Церкви не слишком хорошую услугу, послужив основой для позднейших обвинений в коллаборационизме, попустительстве и симпатиях к фашизму и нацизму. Наиболее характерной в этом отношении является знаменитая пьеса немецкого драматурга Р. Хоххута “Наместник” (1963), обвинившая высшее католическое духовенство в пособничестве фашистским и нацистским властям и послужившая толчком для новой волны исследований и обвинений. Но наряду с образом, созданным Хоххутом, в литературе и кино неизменно присутствует образ священника (патера или пастора), терпимого и достойного, но непреклонного в своих пацифистских убеждениях и неприятии расистских концепций, идей ненависти к врагу и агрессивных внешнеполитических устремлений. Достаточно вспомнить подобного рода священника в фильме “Рим — открытый город”. Такой образ был воспроизведен даже в советском телевизионном кино — это пастор Шлаг из фильма “Семнадцать мгновений весны”. Эти духовные лица олицетворяли собой духовное же сопротивление режимам, в основе которых лежали антигуманные и антигуманистические ценности и понятия. В деятельности церкви, церковных и светских католических организаций традиционные ценности христианской морали и культуры, утверждающие достоинство и права человеческой личности, объективно приобретали антифашистское звучание.

Борьба за общечеловеческие ценности, защита прав и достоинства человеческой личности — были основой, на которой строился авторитет как Католической церкви, так и конфессиональных партий, партий христианских демократов, которые после второй мировой войны заняли доминирующее место в партийно-политической системе ряда европейских стран.

Но роль католицизма в период преобладания тоталитарных режимов в Европе можно рассматривать и несколько глубже. Как пишет Л.В. Пономарева, действенная сила христианских доктрин проявилась (хотя и по-разному) в странах с тоталитарным режимом и «существенно сказалась на их чертах. Католическое общество Италии устояло перед давлением сплошной идеологизации (в том числе антифашистской), сумев сохранить некую норму гражданских отношений, облегчившую его последующее вступление в демократический режим… В Германии антихристианские и неоязыческие тенденции нацизма коррелируют с жестокостью тоталитарного режима. В Испании франкистского времени влияние Католической церкви изначала препятствовало фашизации народного менталитета, свидетельством чему стало уже пастырское послание примаса испанской Церкви кардинала Гома от августа 1939 г. с призывом к победившим в гражданской войне “простить и любить своих бывших врагов”»[176].

Позиция Католической церкви в Испании в конце 30-х годов рассматривалась как пример наиболее полного слияния и сотрудничества Церкви с тоталитарным режимом. Однако, несмотря на справедливость многих обвинений Церкви, которая все же ставила во главу угла интересы католицизма и верующих, следует подчеркнуть, что испанский фашизм имел особенности, значительно отличавшие его от других режимов в Европе: так, отметим отсутствие в Испании лагерей смерти, категорический отказ Франко следовать Германии в вопросе введения в стране расовых законов, отказ от вступления во вторую мировую войну и т. д. Кроме того, по словам А.В. Пономаревой, “намечавшиеся… тенденции к соединению тоталитарного импульса XX в. с христианством… заключали в себе не возможности синтеза, а лишь симбиоза, с неминуемым распадом или перерождением одной из сторон (так во франкистской Испании был постепенно преодолен тоталитаризм)”[177].