Не от хорошей жизни сурки спят шесть, семь, восемь, девять месяцев в году. Но это выход. Разве смогли бы они выжить, если бы не умели пережидать времена сокрушительных морозов и бескормицы? К спячке готовятся заранее. Копят жир, он будет потом питанием. Все меньше и меньше бегают и ходят, а перед самой спячкой ничего не едят: желудок спящего сурка пуст. И вот ушли в нору, заделали вход, сгрудились в келье-спальне…
Когда я говорил о странных нишах, годных якобы для карцерного заключения тех, кто, сильно ворочаясь, не дает соседям спать, то, конечно, шутил. В спальне царит неподвижность. Два-три вдоха в минуту. Ударов сердца — три, четыре, пять (а у сурков на летнем бутане пульс 88—140 ударов). Температура сурка снизилась до температуры воздуха в спальне — иногда до нуля! В общем не поворочаешься. И в таком положении всю зиму.
Как протопленная печь под слоем остывших углей и золы хранит жар, так и центральная нервная система сурков бережет энергию жизни. И между тем живучесть повысилась: если убить спящего сурка, его сердце будет биться три часа! Организм невосприимчив даже к нашествию страшнейших врагов — микробов. Здоровье сохраняется!
Нам остается кинуть прощальный взгляд на жизнь этих коротконогих, скромных, смирных и очень симпатичных зверьков. Представьте: мы в горных степях Забайкалья или Монголии, на отрогах Тибета или Алтая… Весна. Отдав влагу беснующимся рекам, прогреваются склоненные спины гор. Наливаются соками первые травы. Холмик земли, смешанной со щебнем и камнями, зашевелился, посыпались комочки… И вдруг — голова! Сонная, удивленная, всклокоченная. Холмик, оказывается, не могильный! Зверь не сразу выбирается на бутан — сначала ведь надо убедиться, что безопасно кругом. Но вот вылез, сел столбиком, потешно держа у груди расслабленные коротенькие лапки-ручки. Утреннее солнышко греет, хорошо!
И вот у заброшенных, казалось бы, бутанов — в горах, на плато, на холмах, в мягких луговинах распадков — вырастают комичные фигурки, напоминающие пингвинов. Взглянешь в бинокль: в одном, другом, третьем месте — повсюду они. Кто спокойно греется, кто нагибается за пучком травы (в особенности любят острец), а затем, усевшись на корточки, жуют, быстро-быстро шевеля черными усиками.
Конечно, кто-нибудь да нарушит идиллию: человек, хищник. И тогда раздается молодецкий посвист. Свистит тот, кто первый заметит врага. Сосед подхватывает сигнал, передает дальше. Дальние сурки тоже насторожились и в свою очередь предупреждают еще более дальних. Так что о вас быстро узнают все. Вы продолжаете приближаться — тон посвистов меняется: дело не шуточное! И один за другим ныряют в норы. Вскоре нигде ни одного желтого пятнышка не видно. Человек, гулко топая, проходит над норой. Из подземелья слышится ворчание, брюзжание: чего тут ходишь?!
Но хватит о сурках. У многих охотников они все равно ведь за дичь не считаются (вот благодать для зверей!). Хотя, между прочим, в Монголии сурков промышляют усердно: экспортируют ежегодно два миллиона шкурок. А мясо, несмотря на обилие дешевой баранины, с удовольствием едят.
Дикобраз, который живет в горах
Нет, мы пока еще не спускаемся с гор. У нас свидание с дикобразом. С наземным — не путайте его с древесным. Тот из другого семейства, и речь о нем впереди.
Зверь и некрасивый, и страшный. Оттого и зовется дикобраз. Он тигру сумеет всю жизнь искалечить!
Вначале оговорюсь: есть и другие недревесные дикобразы, не из рода обычных дикобразов, в котором около дюжины видов. Но о них — потом, когда спустимся вниз. Сейчас мы в горах. На «зеленых холмах Африки» или где-нибудь над Средиземным морем — в Италии, Сицилии, в Алжире — еще живет «гребнистый», или индийский, он же европейский, дикобраз. По правде сказать, в Европе встреча с ним затруднительна. В этой части света зоопарков, пожалуй, больше, чем вольных дикобразов. В Закавказье и Средней Азии эти звери еще есть. Поэтому мы в Туркменистане, а еще лучше — в Ираке.
Горы. Камни раскалены так, что голыми руками лучше не трогать. Но дикобраз тепло любит. Он предпочитает одиночество, и, чтобы его увидеть, надо забраться повыше, к самым скалам, к опасным каменным осыпям, где он селится в трещинах и пещерах. Однако бывает, что живет и в низинах, даже в песках, на мягком грунте, вернее, в нем самом, так как там зверь вспоминает, что он все-таки грызун, и роет норы.
Но вот и дикобраз. Его кто-то потревожил, иначе не вылез бы из своего укрытия. Обычно дикобразы бродят лишь ночью, неловко переваливаясь и гремя иглами. Обожают забираться в сады и огороды, где есть самая любимая пища — дыни и кукуруза. Иглы у дикобраза длинные, довольно толстые (иные с карандаш!), отточенные. В сущности единственное оружие дикобраза, хотя зубы его без особого труда способны прогрызть проволочную сетку.