Мирабо: Несвершившаяся судьба

Похоже, что король, которого снова начали донимать ярые поборники привилегий, уже сожалел о своем поведении в конце июня. Не желая применять силу, он все же должен был позаботиться о собственной безопасности. Из провинций в Версаль прибывали полки, на которые король еще мог положиться. Барон де Безенваль, один из командиров швейцарцев, должен был обеспечить безопасность столицы. Все войска, получившие приказ занять парижский регион, были отданы под командование непримиримого и энергичного солдата — старого маршала де Броя.

Слухи ходили самые противоречивые, многие опасались за свою свободу или жизнь: прогрессивно настроенные депутаты от дворянства чувствовали себя под угрозой, равно как и самые завзятые вожаки третьего сословия.

«Пока король собирал солдат и призывал на помощь, Собрание собирало голоса и призывало на свою защиту; одним словом, король и Собрание пытались привлечь на свою сторону каждый свою армию», — проницательно написал Ривароль.

Так что неудивительно, что самый отчаянный из депутатов — граф де Мирабо — поднялся на трибуну 8 июля, чтобы указать на признаки готовящегося государственного переворота и выразить тревоги своих коллег и всех граждан.

Неделей раньше, 1 июля, Мирабо предложил принять «Обращение к королю»; но в тот день он был болен и сипел; ему не удалось убедить Собрание. Депутаты предпочли отправить делегацию — и она добилась помилования взбунтовавшихся солдат. Зато 8-го Мирабо был в форме. Речь, которую он произнес, была одним из лучших его выступлений и была в некотором роде вершиной его ораторской карьеры, хоть и была составлена в соавторстве с Дюмоном и дю Ровре.

«Общественные события, скрытые факты, тайные приказы, поспешные опровержения — одним словом, военные приготовления всем бросаются в глаза и наполняют возмущением все сердца», — прокричал Мирабо под яростные аплодисменты. Именно благодаря этой речи он получил прозвище «Мирабо-гром». Однако если прочитать ее по прошествии времени и на трезвую голову, эта речь кажется весьма умеренной по своим намерениям и предлагаемым методам: оратор пощадил короля, воздал должное его благородным чувствам, четко отделив их от происков дурных советчиков. Именно последних он и предал анафеме:

— Изучали ли они, с чего начинались революции в истории всех народов и как они происходили? Наблюдали ли они, как зловещее стечение обстоятельств порой заставляет самые светлые умы выйти за пределы здравого смысла и как доведенный до возбуждения народ кидается в такие крайности, одна мысль о которых вызывает дрожь?

Произнесенные за шесть дней до 14 июля 1789 года подобные речи кажутся настолько пророческими, что возникает вопрос: не участвовал ли Мирабо в заговоре с целью силой передать власть заранее назначенному регенту? В этой связи порой упоминалось имя графа Прованского и гораздо чаще, с более серьезным основанием — герцога Орлеанского[39]. Такое предположение трудно отмести, хотя и нельзя подтвердить документально.

8 июля Мирабо аплодировало не меньшинство продажных депутатов, а все Собрание. Представителей французского народа терзал не страх перед заговором — они заботились о собственной безопасности… В их представлении возможность заговора могла исходить только от двора, и сегодня это не кажется такой уж глупостью.

«Обращение к королю», о котором, собственно, и шла речь, с воодушевлением поддержали. Это обращение Мирабо составил 9 июля; затем его текст был существенно переработан Собранием и отправлен в печать.

Основная мысль Мирабо опиралась на его опыт, приобретенный прошлой весной во время усмирения Марселя и Экса: чтобы восстановить спокойствие, нужно собрать городское ополчение, которое обеспечит порядок в парижском регионе без участия армии. Армию же во избежание гражданской войны следовало удержать от вмешательства любой ценой.

Собрание оставило в тексте обращения только последний аргумент; оно как будто не поняло необходимости создать городское ополчение; депутаты лишь хотели обеспечить себе свободу действий и воззрений. Этот важный пункт морального порядка Мирабо прокомментировал просто великолепно:

— Опасность, сир, угрожает трудам, кои суть наша первейшая обязанность и которые не увенчаются успехом и не будут по-настоящему долговечны, пока народы не будут совершенно свободными. Страстные порывы заразительны; мы всего лишь люди; недоверие к самим себе, опасение показаться слабыми могут увлечь нас за пределы цели; нас будут донимать неистовые, нелепые советы, а спокойный рассудок, безмятежная мудрость не изрекают оракулов посреди шума, беспорядков и бунта… Великие революции имели менее веских причин; не одно событие, ставшее роковым для стран и королей, было возвещено менее мрачно и менее значительно.

Этот текст, до сих пор весьма впечатляющий, Людовик XVI получил вечером 10 июля от депутации 24 членов Собрания, среди которых был и Мирабо. Некоторые свидетели утверждали, что король недоброжелательно смотрел на трибуна, которого считал виновником своих нынешних несчастий, и не заговаривал с ним.